НА СНИМКЕ к главе: творцы и жертвы Советской власти.
Снимок слева: сёстры Маргулис (слева направо): средняя - Гита (1904),младшая - Этя (1906?),старшая - Блюма (Бума), наша с Марленой мама - они сфотографированы с подругой, имени и фамилии которой не знаю. Киев, 1922 г.
На снимке справа - братья Рахлины (слева направо): средний - Давид, 1902 (к моменту фотографирования - преподаватель Ленинградской военно-политической академии им. Толмачёва, выпускник Института красной профессуры, полковой комиссар; младший - Абрам,1906?, военный инженер по автоматике и телемеханике в Москве;старший - Лев, 1900, преподаватель в Полтавском военном училище. Снимок около 1935 года, Москва.
Дядя Лёва мне запомнился по двум эпизодам: как он вёз нас на подводе и как брил тёте Рае подмышки.
Между тем, роль его в семейной одиссее была гораздо существенней: он в ней стал первопроходцем.
После Шишак Лёва вдруг исчез. А тётя Рая со Стелой и Эриком очутились в Харькове вместе с родителями Раи - Давидом Леонтьевичем и Агафьей Григорьевной. Мы у них часто бывали. Не видя дяди Лёвы, я спросил у своих родителей, где он. Мне ответили:
- На Дальнем Востоке.
В то время Дальний Восток в мальчишечьем воображении был связан со шпионами, самураями, пограничниками. В моей голове возник такой безупречный силлогизм:
Мой военный дядя Лёва находится на Дальнем Востоке.
На Дальнем Востоке - пограничники.
Следовательно, дядя Лёва - пограничник.
О том, что он мог оказаться шпионом или самураем, я как-то не подумал...
Но вот однажды я беседовал со Стеллой. Дело было перед самой войной, и, стало быть, мне тогда было около десяти лет, а она - на год старше.
- Ты знаешь, где мой папа? - спросила она таинственным шёпотом.
- Знаю: на Дальнем Востоке!
- А вот и нет: он - на Урале, - с удовольствием поправила меня Стелла. И тут же задала второй вопрос:
- А знаешь, что он там делает?
- Да: он стережёт границу! - твёрдо ответил я.
- А вот и нет! - с ещё большим удовольствием возразила Стелла. - Он там сидит!
- На чём сидит? - спросил я растерянно...
"На чём сидит" дядя Лёва, выяснилось довольно быстро, а вот за что он сел - остаётся неизвестным и до сих пор. Иные склонны считать, что за собственную глупость. Другие говорят помягче: за наивность, за пылкость, легковерие... Впрочем, судите сами.
Дядя Лёва как раз был на отдыхе, когда началась кампания 1936 года по обмену партдокументов. Со столбцов всех партийно-советских газет буквально набрасывались на читателя призывы: быть честными и откровенными перед партией, критиковать друг друга и не скрывать собственных колебаний и упущений, если они были.
А у дяди Лёвы были колебания. Правда, он о них НИГДЕ, НИКОГДА И НИКОМУ НЕ ГОВОРИЛ, никак они на его конкретной деятельности не отразились Но сам-то Лёва знал хорошо: в таком-то году, во время такой-то дискуссии по такому-то вопросу он (молча!) сомневался в правильности генеральной линии.
И дядя Лёва наедине со своей Партийной Совестью спрашивал: как быть?
- Ты не имеешь права молчать! - сказала ему Партийная Совесть. Лёва прервал свой отпуск и поехал на службу: признаваться.
- Ага! - сказали дяде Лёве Товарищи по Партии. - Что ж ты до сих пор молчал?!
И дядю Лёвы исключили за ... неискренность перед партией!