Концерт Рихтера в ЦДЛ. Сонаты Бетховена. Стыдно сказать, но музыка не тронула меня. Мне показалось, что Рихтер не в духе, чем-то раздражён и ему не хочется ничего рассказывать своим слушателям, что они сегодня безразличны ему, и одна мысль в его голове: «отстучать» и уйти домой. Что же, он живой человек, вполне так может быть... У него великолепно вылепленная большая голова. Несколько разболтанная, какая-то слабая походка. При ходьбе голову держит набок, а когда кланяется, лицо застывает в улыбке. Улыбка словно припечатана к лицу. Показалось, что при поклонах он думает уже о чем-то другом, далёком, а поклоны эти просто «отбывает».
Жизнь его можно представить, как борьбу с тишиной. Тишина для него – ничто, вакуум музыки. И нужна она ему настолько, насколько вакуум нужен физику. Он создаёт музыку не руками, а всем телом, всем своим духом. Мелодию он не поёт, но иногда видно, как она вырывается из него каким-то выдохом. Музыка надувает его, напрягает, рот его тяжело дышит, он играет словно отдуваясь, словно борясь. С кем? С музыкой? С тишиной?..
В антракте я пошёл к нему, хотел поговорить. Не о музыке. У меня был свой шкурный интерес: по моим сведениям, Рихтер и Королёв учились одновременно в Одесской стройпрофшколе. Две дамы, охраняющие дверь гримуборной, где отдыхал Рихтер, страшно зашипели, закудахтали и с гневом объяснили мне, что маэстро в антракте не только ни с кем не разговаривает, но даже цветов не принимает. А если во время игры в кулисе лишь мелькнёт человек, маэстро вообще может бросить играть.
Конечно, творчество дело тонкое, но всё это мне как-то не понравилось. Что-то в этом болезненное, шаманское. Истинные гении как раз на гениев не должны быть похожи. Как Эйнштейн. Но он всё-таки гений...
Через несколько лет мне рассказали смешной случай. С.Т. Рихтер приехал на гастроли в Улан-Батор. Давал концерт в лучшем зале монгольской столицы. Во время концерта зал несколько раз взрывался аплодисментами, причём в местах абсолютно для аплодисментов не предназначенных, просто в середине музыкальных фраз. В антракте Рихтер был взбешён сверх всякой меры, кричал: «Идиоты! Обезьяны!..» Наш посол пришёл его успокаивать, объяснил ему:
– Святослав Теофилович, вы уж простите их, тёмный ведь народ... Знаете, когда они аплодируют? Когда вы над клавишами руки скрещиваете, когда правой рукой берёте аккорд, который, по их разумению, сподручнее было бы взять левой рукой, понимаете? Они считают, что это верх виртуозности, недосягаемая вершина фортепьянной техники...