Роль моисеевской Эгины была необыкновенно хороша. С удовольствием рука о ней пишет.
Постановка была богатая, масштабная. На деньги не поскупились. Государство тогда в императорский театр пригоршнями их кидало. Счету не вело (чай, не свои, народные).
Я появлялась во дворце Красса из нижнего люка, на подъемнике, в радужных струях всамделишного фонтана. В гладиаторских поединках участвовала вся мужская часть труппы. Все переливалось красками, кипело, полыхало. Файер извергал на публику такую мощь хачатуряновских тутти, что барабанные перепонки корежились, содрогались. Роскошными были костюмы. Они искрились перламутром, играли цветастой вышивкой театральных камней. Чуть ли не Голливуд на советской площади имени Свердлова.
Хореографическая пластика была сочная, земная, эффектная. Мои дуэты с Гармодием (Фадеечев) были на грани дозволенного, по тем временам, разумеется. Зритель таил дыхание: неужто не запретят?..
В финальной сцене я являлась в золотом шлеме с длинными перьями, в искрометной кольчуге, в изумрудном шифоновом хитоне. Подымалась по мраморной лестнице к ладьям пиратов (откуда там были пираты?). Афина Паллада с барельефов Акрополя…
Ахиллесовой пятой, это уж правда, был сам Спартак. Моисеев пошел по пути соответствия физического облика Спартака, многократно удостоверенного всеми римскими летописцами: предводитель восстания рабов был могучим, мощным атлетом.
Такой красавец-великан в театре был. Дмитрий Бегак. Только с танцами у него было… скверно. Моисеев решил спартаковскую партию в рамках танцевальных возможностей Бе гаха. И… просчитался. В опере петь надо. В балете танцевать надо. Иного — нету…
Более всего изобретательный ум Моисеева проявился в дуэтах. На репетициях Игорь Александрович предлагал в изобилии трюковые поддержки. С ходу, когда мышцы вдоволь разогреты, в азарте первооткрытия, — они удавались. Но на следующий день надобились многие усилия, чтобы без напряжения венчать ими кульминации всплесков хачатуряновских мелодий.
Одна поддержка, ну никак, вот пропасть, не выходила. Получившись единожды — на первой постановочной репетиции, вызвала общий восторг и желание обязательно исполнить ее. После сольных высоких прыжков я должна была последним вскочить на бедро партнера и оказаться в позе арабеск, перегнувшись затем буквально пополам. Разворот, смена рук, поцелуй через спину. А дальше…
Нет, рассказывать балет писчим пером — гиблое дело. Просто поверьте мне, что вязь комбинаций была головоломно трудна, но замечательно красива, эффектна, когда удавалось ее осуществить.
Все трюки Моисеева работали на образ Эгины. По сюжету она — куртизанка. Моисеев всласть использовал перегибы, томление тела, негу, объятия. При этом вкус его нигде не подводил.
Но спектакль длился вечность. Хачатурян не разрешил сократить ни единого такта. Началась баталия. Увы… Моисеев отступил. Четыре с лишним часа шел балет. Как ни хорошо блюдо, но переешь — вытошнит…