авторов

1427
 

событий

194062
Регистрация Забыли пароль?
Мемуарист » Авторы » Natalya_Yurenkova » Такая странная война. 1998 - 2

Такая странная война. 1998 - 2

05.11.1998
Худжанд, Таджикистан, Таджикистан

    Она была одна в своей довольно большой двухкомнатной квартире. Единственный сын несколько лет тому назад уехал в Россию, в надежде устроиться и  перевезти мать к себе. Гражданский муж тоже отбыл в Россию в очередной раз, простившись навсегда. За десять лет их совместной жизни это был уже не первый его отъезд в Россию. Сначала она расстраивалась, подолгу переживала. Но «расставания навек» повторялись с определенной периодичностью, она к ним привыкла и называла их «периодами обострения».
            
            Возвращался он из этих поездок обычно через месяц, притихший и присмиревший. Рассказывал, что детям был нужен до тех пор, пока не стали заканчиваться деньги. Дочери его, какие-то безалаберные и неустроенные, в одиночку поднимали своих детей, работали на низкооплачиваемых работах, постоянно просили денег. Сын жил в общежитии и пытался устроить свою судьбу. Никому не нужен был старый, достаточно вредный, а главное – совсем небогатый родственник, и поэтому он  возвращался к ней, просил прощения, и в семье снова воцарялось благополучие (до следующего обострения). Почему-то она очень жалела этого не очень умного человека и не могла его прогнать. В общем, это был период его очередного отъезда, и она жила одна.
 
            Сестра любила свою квартиру, одиночества не боялась, гул самолетов, доносившийся из находящегося совсем близко аэропорта, ее не беспокоил, даже нравился.

            Однако сегодня в городе творилось что-то непонятное. Раздавался какой-то треск, слышались крики, уханье, дрожали стены.

            Поначалу она решила, что развлекаются солдаты президентской гвардии. Дом стоял практически рядом с казармами, двор отделен от плаца невысоким забором. Бравые гвардейцы любили гонять по плацу верхом на УАЗиках, с автоматами наперевес, оглашая окрестности воплями и выстрелами. Обычно это было днем или вечером, а к ночи они успокаивались.

            Сегодня же шум начался на рассвете, и она подумала, что проходят какие-то учения на территории войсковой части (войсковая часть находилась тоже рядом, через дорогу). Но почему так рано? Набравшись смелости, она подошла к окну,  ничего не сумев рассмотреть, только еще больше испугалась. Все происходившее было похоже на военные действия, но она отгоняла от себя эти мысли. Какая война? На дворе 1998 год, экономические проблемы, конечно, имеются, но политические вроде решены, какая-никакая, но стабильность.

            Так и провела остаток ночи, сжавшись от страха в комочек под одеялом. Когда грохот немного затих, измученная бессонной ночью и болями в суставах, она задремала. Ненадолго, потому что очень скоро в их подъезде раздались крики и затопали тяжёлые шаги. Кто-то бежал по ступеням, стучал во все двери и что-то кричал. Конечно, из-за закрытых дверей квартир не было слышно ни звука в ответ. Бежавший добрался до верхнего этажа и раздались сильные удары – она поняла, что пытаются открыть дверь чердачного люка. Недавно отремонтированный  люк держался намертво.

            В их подъезде купил квартиру один из новоиспечённых  генералов, особо приближенных к правительству. Он бывал в городе наездами из Душанбе, с проверками военной доблести гвардейцев.
 
            Во время его приездов в подъезде постоянно находились солдаты охраны. Они здесь и ели, и спали, чем немало досаждали жильцам, вынужденным убирать последствия их пребывания после отъезда генерала. Расхлябанный чердачный люк мог представлять угрозу генеральской безопасности, да к тому же чердак часто использовался бравой охраной совсем не по назначению. В общем, ко всеобщему удовольствию, люк чердака был отремонтирован и заперт практически накануне этих событий.

            Не сумев открыть люк, бежавший метнулся вниз. Он снова стучал во все двери и кричал.
 
            Когда забарабанили в ее дверь, она от страха спросила: «Кто там?».
 
            До самой своей смерти сестра повторяла мне: «Если не хочешь открывать и не хочешь, чтобы тебе высадили дверь, не подавай голоса, не показывай, что в квартире кто-то есть».

            Но в то утро она поступила иначе и очень пожалела об этом.
 
            «Открывайте», - закричали в подъезде.

            Она попыталась крикнуть: «Уходите, пожалуйста, я все равно вам не открою», но дверь уже трещала под мощными ударами.
 
            В их подъезде жили люди состоятельные, двери у всех были укреплённые, а ее дверь была такой, какой её поставили строители. Конечно, хлипкие замки и петли слетели очень быстро. В прихожую ввалился парень в форме гвардейца, одной рукой он поддерживал буквально повисшего на его плече друга, в другой руке  был автомат. Не обращая на нее внимания, гвардеец быстро осмотрелся и поволок своего друга в соседнюю комнату, уложив его там на кушетку. И в подъезде, и на полу квартиры остались следы крови.

            «Кто вы? Что с твоим другом? Он ранен? Что вообще творится в городе?», - спрашивала она его.

            «Мы из президентской гвардии, тётка! Нас пришли убивать. Махмуд пришел и всех нас убивает. Сначала убил всех офицеров, а потом и рядовых. Нас было три друга, мы все трое из Курган-Тюбе. Одного сразу убили, он на посту был, второго вот ранили, но я смог его вытащить. Ты что, не слышала, как нас всю ночь расстреливали? Прямо у стены расстреливали, вон там сколько трупов!»
 
            Он говорил короткими, отрывистыми фразами, не переставая бегать по квартире, выглядывая в окна, не выпуская автомат из рук.

            «А если за вами сейчас придут? Ведь вас могли видеть. Что будет тогда?»

            Парень нервно хохотнул и потряс перед ее лицом автоматом: «А вот это на что? Отстреливаться будем, тётка! У меня еще целый рожок запасной есть».
 
            У неё потемнело в глазах. Каким-то невероятным усилием она заставила себя подняться. Попыталась вытереть следы крови в подъезде, в коридоре. Попыталась закрыть дверь, но потом просто подперла её стулом изнутри. Подошла к раненому. Ранение было в руку, кровь текла довольно сильно, заливая кушетку, ковер на полу. Сердце защемило от жалости – совсем молоденький паренек, пытался не стонать, но временами словно бредил.

            «Хватит бегать, твоему другу помощь нужна. И положи, наконец, свой автомат, а то с перепугу начнешь в нас палить».

            Она нашла новые простыни, разрезала их на полосы, осмотрела рану. Рана была довольно глубокой, ей даже показалось, что видна кость. Нужно было чем-то обработать, дома были только иод и остатки зелёнки. Она обработала рану, как смогла, наложила повязку. Парень иногда терял сознание, иногда приходил в себя. Она приготовила крепкий и очень сладкий чай и поила его, чтобы хоть как-то возместить кровопотерю. Дала какие-то лекарства.

            Иногда она теряла чувство реальности,  ей казалось, что это сон, который сейчас закончится. Удивлялась тому, что вообще находит силы передвигаться и что-то делать, несмотря на дикую боль  в суставах.

            «Твоему другу врач нужен, ведь он может погибнуть. Больница недалеко, веди его в больницу», - говорила она.
 
            «Нет, тётка, нам нельзя в больницу. Там нас как раз и ждут, чтобы убить».

            Как потом рассказывали, действительно, на подходах к больнице стояли усиленные патрули, и очень многие из бежавших туда были убиты. Говорили, что на территории больницы трупов было больше всего – ведь именно сюда шли все раненые. Рассказывали, что мятежники чуть не расстреляли  врачей за попытку оказать помощь раненым солдатам. Впрочем, после подавления мятежа доблестные правительственные войска вели себя не лучше, если не хуже – выволакивали раненых махмудовцев из больничных палат и с побоями увозили на грузовиках, чтобы добить.
 
            «Но вы же не можете здесь оставаться, твой друг кровью истечёт, или воспаление начнется».

            «Знаю, тётка! Ты нам одежду давай, мы переоденемся и уйдём. Я знаю, куда мы должны идти, нам инструкцию давали. Мы же знали, что на нас нападут».
 
            Как  странно, много раз потом мы слышали о том, что о готовящемся нападении было известно заранее. Говорили, что многие южане уехали целыми семьями накануне мятежа. Почему же столько жертв? Обычное разгильдяйство, некомпетентность, или злой умысел? Узнать правду все равно не удастся.

            «Где же я возьму одежду для вас? Сын давно уехал в Россию, где-то осталась его рабочая одежда, но вам она не подойдет, да и старая она совсем».

            Гвардеец стал бесцеремонно переворачивать содержимое её шкафов, бормоча ругательства. Она подумала, что его грубость и наглость – скорее от страха, чем от невоспитанности. Не найдя ничего, он велел ей приготовить еду, а сам снова подошел к окнам на веранде.

            Распахнув раму, высунулся почти по пояс и стал стучать в соседнее окно. Она подумала, что у неё сейчас остановится сердце от страха – по обе стороны дома, на перекрёстках, стояли вооруженные патрульные. Стоит кому-то из них поднять голову, и они заметят этого гвардейца, в форме, при оружии. Что тогда будет? С ума он сошёл от страха, что ли.
 
            Из соседнего окна выглянула какая-то женщина, они стали о чем-то разговаривать. Сестра немного понимала таджикский язык, но южный грубо-гортанный говор очень отличался от мягкого наречия северных таджиков, живущих в Ленинабаде. Она поймала себя на мысли, что по привычке называет Худжанд Ленинабадом.

            Гвардеец после разговора  вернулся в комнату и снова стал требовать еду. Конечно, она выложила им все свои скудные запасы, и не от страха, а из жалости. Но запасов было немного.
 
            Прошло ещё немного времени, в дверь осторожно постучали. Гвардеец открыл сам, на пороге стоял сосед снизу, тоже южанин. В принесённой им дорожной сумке оказалась гражданская одежда и перевязочные материалы.
 
            Сосед и  гвардеец стали о чем-то говорить, она удивилась – они вели себя, словно были знакомы. Наверное, это та женщина прислала его. Сосед быстро ушёл, а она стала задавать вопросы гвардейцу.

            Он отмахнулся, не желая говорить, но потом все же похвастался: «Я же говорил тебе, тётка, что у нас всё заранее было распределено. Это все наши люди. Каждый знает, что делать».
        
           «Что ж они не открыли тебе дверь, ваши люди, когда ты бегал по подъезду со своим раненым другом и звал на помощь? Зачем же ты ворвался ко мне, если всё было заранее распределено?»

           Он не ответил и стал переодеваться. Снятую солдатскую одежду свернул и положил в шкаф со словами: «Чтобы все сохранила». Потом они вместе переодели раненого друга. После того, как раненый поел и немного поспал, выглядел он явно получше, только был очень бледный. Кровь удалось остановить, они сделали ему перевязку, закрепив раненую руку на перевязи. Куртку набросили сверху и застегнули.

            Они стояли рядом, гвардеец поддерживал раненого  друга – вполне мирная пара, если смотреть издали. Вот если остановят…

            Перед уходом гвардеец ещё раз напомнил ей: «Чтоб сберегла мою форму. И автомат тебе оставляю. Головой отвечаешь за него».

            Как потом оказалось, они и документы свои у нее спрятали, но ей об этом ничего не сказали.
 
            Сестра умоляла их забрать автомат или передать его своим людям, южанам, которые были обо всем проинструктированы заранее, но гвардеец об этом и слышать не хотел - не очень-то доверял, видимо, своим братьям-землякам. Ещё раз угрожающе помахав перед ее лицом автоматом, он бросил его  на кровать, и они вышли из квартиры.

            Она смотрела в окна веранды – вот они вышли из подъезда, вот идут по дороге мимо часового (какая удача – часовой отвлёкся  и отвернулся). Она всем сердцем желала им благополучно дойти, этим, пусть наглым, хамоватым и невоспитанным, но – мальчишкам, ведь у них впереди вся жизнь.
 
            И вдруг они исчезли из виду – наверное, свернули с дороги во двор. Она вернулась в комнату.

            Все перевёрнуто вверх дном, на кровати валяется автомат и запасной рожок к нему. Она впервые видела автомат так близко (кажется, парень называл его «калаш»). Сложенный, он выглядел даже изящно – отполированный приклад, блестящий ствол. Она попыталась взять его в руки и уронила – автомат оказался слишком тяжёлым для её слабых, изувеченных застарелым артритом рук.
 
            Бедняжка присела на край кровати и расплакалась. Что делать? Оставаться в своей, когда-то так любимой, квартире ей было невыносимо страшно, но как уйти и оставить автомат. Куда девать этот автомат, вызывающий у нее панический ужас одним своим видом?
 
            «Сначала надо спрятать оружие», – решила она, и вспомнила, что на антресолях у нее есть старый матрац. Она смогла сбросить матрац вниз, завернула в него автомат  и стала запихивать его обратно.
 
            Сестра моя была маленькой, худенькой и очень больной женщиной, даже два-три килограмма были для нее непосильной ношей. Кроме того, исковерканные болезнью суставы очень плохо двигались. Остается только гадать, каким сверхусилием она смогла запихнуть этот тяжеленный матрац с автоматом наверх, какой нечеловеческий  ужас придавал ей силы.
 
            После некоторого отдыха она пошла к соседке на  верхний этаж, чтобы позвонить.

            Соседка даже обрадовалась тому, что появился собеседник: «Ты слышала, что творилось утром в нашем подъезде? Это были гвардейцы, они потом к кому-то ворвались».

            «Ко мне они ворвались», - устало ответила сестра.

            Соседка поперхнулась на полуслове и тяжело опустилась на стул: «Бедная, как же ты это пережила? Долго они были? И что потом?»

            У неё не осталось сил отвечать, и она только сказала, что они ушли, что им помог сосед со второго этажа. Позвонив мне, сестра вернулась в свою квартиру.

            Залитую кровью постель она просто собрала и бросила в ванную - воды все равно не было, как всегда. Вооружившись молотком, попыталась хоть как-то приладить дверь на место и закрепить выбитый замок. Убедившись, что дверь вроде держится, она отправилась в дорогу.

            Старшая моя сестра была по жизни человеком очень тихим и робким, к тому же очень больным. Как она пробиралась через дворы, где с крыш домов снайперы стреляли из гранатомётов, как шла она на подгибающихся от боли и страха ногах, обходя проезжие дороги, по которым проносились стреляющие бронемашины, она практически и не помнила.
                
            Как ни странно, она дошла благополучно, если это слово вообще уместно в данной ситуации. Но дошла в таком состоянии, что уже не могла ни стоять, ни сидеть, ни разговаривать.
 

Опубликовано 27.12.2018 в 12:02
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Idea by Nick Gripishin (rus)
Юридическая информация
Условия размещения рекламы
Поделиться: