Кроме обязанностей к ближнему у каждого
человека есть обязанность к себе.
Л.Н. Толстой.
Никто не будет спорить, что « отворачиваться от ближнего противно истинной природе нашей, oднако, против этого грешит всякий человек, ненавидящий другого за обиду». Да, именно за обиду. Обида разрушает наши души. Обида убивает любовь. И как ни парадоксально, обида становится камнем преткновения во взаимоотношениях уж совсем близких людей. А кто может быть еще ближе, если не дети и родители, мать и сын. А все потому, что живем дурно, потому, что кроме обязанности перед ближним, потеряли, на мой взгляд, самое главное - обязанность к себе.
Моя тетя Феня родилась в 1924 году. У нее, как ни странно, три имени. При рождении она была наречена Феклой. Имя старинное, практически сегодня не встречающееся в миру. Этим именем звали сестру ее бабушки Пелагеи, это имя было и у двоюродной сестры тети. Как говорит моя мама, полдеревни было с этим именем.
В далекие двадцатые годы, видимо, Феклы были в моде. А, может быть, ее нарекли по святцам, таким образом, святая Фекла была покровительницей моей тети при ее рождении. Я могу только предполагать. Но в миру ее все звали Феней, а муж называл ее Фаечкой. Имя Фаина больше ему нравилось. Не любил он имени Фекла, да и Феней я не помню, чтобы он называл ее. А она не приняла Феклу к душе.. Так Бог и слава, сопутствующие имени Фекла, не нашли места в ее жизни. Имя Фенечка было ей ближе, оно глубже отражало ее внутреннюю суть, подчеркивая ее мягкость, нежность и любовь к семье. А тем не менее судьба к нареченной Фекле была сурова.
Тридцатые годы были тяжелыми в жизни каждой крестьянской семьи. Голод и нищета подростком вынудили уехать ее из глухой уральской деревни под названием Кочевка в большой город Свердловск. Позвала ее к себе родная тетя. Поехала водиться с ее детьми. Так и прижилась в большом городе. Девчонкой пришла на завод, рано познала все тяготы жизни. Живя в заводском общежитии, она не раз вспоминала скромный родительский дом, строгий, но любящий и заботливый взгляд своей мамы, ее натруженные руки. Она понимала, что обратной дороги в свое прошлое не будет никогда. Сильный характер моей тети помогал ей выживать даже в самые трудные периоды своей жизни. Она не любила, да и не имела привычки жаловаться. Она все свои несчастья несла в себе.
И сегодня, глядя на нее, я вижу, как она переживает. И не просто переживает, она действительно страдает. Страдает, отверженная своим старшим сыном и его семьей.. Страдает от материнской любви. Страдает от обязанности быть еще матерью.
Ей сегодня 83 года. Господь отпустил ей полную жизнь. Но нет радости в ее глазах, в них слезы и печаль.
-Но за что мне, Зина, такое наказание?! Господь мне послал троих детей. Леонид был самый старший. Его я любила своей, какой-то особенной любовью. Был он внешне похож на меня, чувствовал мое материнское сердце, еще мальчишкой разделяя мои переживания. Анатолий его недолюбливал, а все потому, что Ленька часто был на моей стороне. И вовсе не потому, что я настраивала его против отца. Просто он чувствовал меня. У меня за него всегда болела душа. А сегодня он проходит мимо меня и делает вид, что не знает своей матери. Зина, ты представляешь, каково мне!.
-Как!?- проглотив ком в горле, судорожно выговорила я.- Неужели он даже не здоровается с вами?
- Даже не здоровается. Проходит мимо меня, делает вид, будто я ему чужая… А мое сердце при виде его разрывается на части. Вот каково мне с таким грузом жить!- со слезами на глазах выговаривает она.
-А почему он так себя ведет?. Он ведь не подросток, Слава Богу, ему уже седьмой десяток пошел! - понимая, что лезу в самую душу , пыталась понять я ее.
- Обида не дает ему покоя…….
-Какая может быть обида на восьмидесятилетнюю мать, да и неважно, сколько вам лет. Мать она в любом возрасте мать. Вы были замечательной мамой. Я знаю, я сама видела, как вы в свое время разрывались между всеми нами, при этом часто питались ворчаниями дяди Толи. Хороший он был человек, ничего плохого про него не скажешь, но как в любой семье, ссоры и недомолвки между мужем и женой всегда неизбежны. Я иной раз поражалась, как вы умели их скрыть ото всех в семье. Любые житейские удары всегда брали на себя. Я помню, как женился Леня. Как родную приняли невестку. Как вы всячески хотели им помочь. И комнату отделили молодой семье , а сами ютились в проходящем, так называемом зале. А ведь кроме Лени у вас еще было двое. Таня совсем еще подростком была. И еще на вашу голову сваливалась по выходным я, студентка, тоже жаждущая домашнего тепла. Мне было хорошо у вас, тетя Феня. Я всегда вас потом вспоминала с особым чувством благодарности. Меня тянуло к вам. Хотя я уже и тогда понимала, что все бытовые неурядицы, теснота, да и масса всяких житейских , иногда и возникающих неприятных моментов, а они всегда бывают в большой семье, оставались в вашем сердце и отражались на вашем здоровье. Вы так умели строить отношения в семье, что никто и не догадывался, что кто-то чем-то недоволен. Ваша любовь к своей семье побеждала над всеми недовольствами , которые часто возникали на небольшой площади малометражной квартиры. Хочу заметить, что в вашей маленькой, но по-домашнему уютной, наполненной вашей любовью квартире, всем хватало места, и мне в том числе. У вас просто золотое сердце, и я вам не льщу..
- Ну, про мое золотое сердце ты преувеличиваешь, –перебила она меня- А то, что душа болела за всех, это ты правильно подметила. Она и сегодня болит за всех; и за Леонида, и за Владимира, и за Татьяну. А Нина в письме, присланном мне совсем недавно, упрекает меня в том, что я жила и всю душу вкладывала в Таню, а Вову и Леню обделила любовью. Разве можно детей любить по-разному?
- Тетя Феня, что вы оправдываетесь передо мной. У меня ваша семейная жизнь была на глазах целых четыре года. Да и в детстве я любила к вам ездить в гости.. Вы были всегда любящей матерью, замечательной женой и хорошей свекровью. Вы чем могли- всем детям помогли. Все успевали. Работали, во всем порядок был, да еще и с Ларисой, помогали Нине водиться. А беляши какие вкусные вы стряпали. У вас на всех хватало времени и энергетики, благодаря которой вы тетя Феня несли семье, всем ее домочадцам, только свет и любовь. О какой обиде на вас может идти речь!
- А сейчас Нина говорит, что я к Ларке никакого отношения не имела. Оказалось, что я и ребенка на руках в свое время не держала. Как мне это больно слышать. А еще больнее другое. Зина, несмотря на то, что ты на Севере пятнадцать лет жила, я тебя чаще вижу, чем свою внучку, которая живет со мной в одном городе. Ни с Днем рождения, да что там праздники, просто так даже не позвонят, не говоря уже о том, чтоб в гости прийти ко мне, попроведать, посмотреть, как мать на старости живет!
- Пусть не плюют в прошлое- оно не прощает,.- резко выпалила я - А отворачиваться от ближнего - это самый большой грех. Боже мой, как мы живем дурно. Материальное застелило глаза, а душа человеческая ничего не стала стоить.
- Отвернулись они от меня все: и сын, и невестка и внучка. А отвернулись потому, что завещание я написала на Андрюшку, Таниного сына, а не на Ларку, их дочку. Зина, Таня, еще отец был жив, всю заботу о нас брала на себя. Что там была моя пенсия. Это сейчас мне прибавили тысячу, да к мне Слава Богу, уже ведь больше восьмидесяти. За все платила Таня. Да и расходы мои по оплате квартиры она тоже взяла на себя. Я не могу понять, зачем им моя квартира. Сами живут в трехкомнатной, у Ларисы тоже своя квартира. Самое интересное, что я еще живая! А живой- то не ляжешь в могилу. Не пойму, что я им еще должна?- продолжала она оправдываться передо мной
- О каком еще долге идет речь?
- Вот, на почитай, сама поймешь, что им нужно от меня..
Она мне подала письмо. Содержание его через край было наполнено упреками. Обида в каждом написанном предложении. Я могла бы понять, если бы писала совсем молоденькая невестка, жизненный опыт которой не позволял разбираться в жизни. Писала шестидесятилетняя жена тетиного сына. Я подчеркиваю - шестидесятилетняя. Она уже сама и теща и бабушка . Женщина, которая по сути своей в этом возрасте должна быть наделена мудростью. На душе стало пакостно от прочитанного.
- Неужели все Нины коварны, по сути своего имени так и остаются «маленькими девочками». И кроме обид и упреков они ничего не могут дать миру, а тем более быть благодарным тем, кто когда-то им в жизни помог и поддержал их своей любовью. Боже мой, они все это время жили с таким тяжелым грузом в своей душе. Старая дача, квартира, в которой продолжает еще жить и здравствовать их мать, неужели они ценнее общечеловеческих отношений!? Неужели материнское начало перестало для них быть святым чувством!? Неужели у них нет времени подумать о душе. А вместо всего этого наполненный упреками приговор моей тете, правда , на бумаге , которая все стерпит. А стерпит ли материнское сердце, погрузившись в эту душевную грязь!? Мой внутренний монолог был продолжением прочитанного письма. А я продолжала ее успокаивать:
- Дорогая моя, я понимаю, как вам тяжело. Но думаю, что и ему не легче. Он тоже несет свою ношу, но вся беда в том, что он живет под пятой своей жены, ее мозгами. Не свою голову он несет, когда проходит мимо вас, а Нинину. – успокаивала я ее, оправдывая того, кого она продолжает любить.- Что тут поделаешь, вы же знаете, что ночная кукушка всегда перекукует. Да, что я говорю. При чем тут Нина. Души нет у вашего старшенького. Наверное, вы ошибались в нем и продолжаете думать о нем лучше, чем он есть на самом деле.. Червоточинкой поражена душа вашего уже седого сыночка. И она всегда сидела в нем , сидела где-то в глубине его внутренней сути. Она не проявляла себя до тех пор, пока наследство не стало основной претензией к матери. Что поделаешь…. Мы не всегда хорошо знаем своих детей, тем более сыновей. Нам кажется, как мы поступаем, так и дети наши должны поступать. А в жизни не всегда так бывает. Наши дети проживают свою жизнь. Хотя Вова совсем другой. Леня ведь и парнем был закрытый, он мне, кажется, жил в своем , созданном им самим, мирке. Его трудно было прочитать с лица.
Зато Вова был рубаха- парень. Открытостью и щедростью всегда светилось его лицо. Мы с ним понимали друг друга с полуслова. А Леня всегда был на расстоянии от нас, как и сейчас, впрочем. Я вот и сейчас очень бы хотела встретиться с Вовой, вспомнить нашу юность. Что-то родное, невидимое даже и сегодня связывает нас с ним. А вот Леня для меня, что есть, что нет. Не чувствую я кровной связи с ним. Скажете, что он старше нас был. Вася тоже старше меня, но ощущение родственной души всегда присутствует где-то внутри меня, несмотря на то, что мы тоже редко видимся с ним. Нет, мы по-разному с Леней живем и мыслим. Что поделаешь?. На все воля Божья..... А вам остается только смириться.. Господь нам всем судья и ему тоже.
Она опустила низко голову, глубоко выдохнула воздух из уставшей от страданий груди, как-то съежилась, вытерла платком слезы. Видно было, что она не может в душе согласиться с тем, что я говорю. Я чувствовала, что ее душа тянется к нему, своему старшему сыну. И для нее неважно, что ему за шестьдесят. И в ту червоточинку, которой поражена его совесть, она не хочет верить. Он для нее всегда останется тем человечком, который был всегда ей очень дорог, а когда – то и был близок. Из ее памяти ничего не вычеркнешь. Каждая страница ее прожитой жизни как яркий эпизод. А когда жизнь уже приходит к своему завершающему этапу, все прожитое чувствуется острее. А дети становятся еще дороже. А все потому, что времени на размышления больше. На то и ночь. Сон пропадает от дум за прожитую жизнь, за судьбы детей. Несчастья и неудачи больно ранят материнское сердце. А если еще и сердце золотое, то что уж тут говорить.
-Зина, позвони ему, только не говори, что ты у меня.
Я выполнила ее просьбу. Набрав его номер , я услышала знакомый голос. Мы не обрадовались друг другу. Мы говорили ни о чем. А она, по чьей просьбе я это делала, сидела возле меня , не шелохнувшись, одним ухом прислушиваясь к его голосу, доносившейся из телефонной трубки. Для нее это был до боли родной голос. Неважно, что ему сегодня за шестьдесят, он в ее сердце навсегда оставался той кровинушкой, которая связывала их по жизни. И пока она жива, сердце всегда будет трепетно биться даже при упоминании его имени. А билось ли сердце у него, ее сына, на конце другого провода?. Чувствовал ли он душой ближнего своего, чувствовал ли он того, кто подарил ему жизнь и продолжает любить так же трепетно и нежно, как и раньше!?.. А если не билось?.........
И пришли мне тогда на ум слова из «Домостроя», теперь уже древнего и почти забытого памятника семейной культуры, свода правил, которым следовали наши предки.
-«Чада, вслушайтесь в заповеди Господни: любите отца своего и мать свою, слушайтесь их и повинуйтесь. Старость их чтите, и немощь их и страдание всякое от всей души на себя возложите, и благо вам будет, и долголетними пребудете на земле. За то простятся грехи ваши, и Бог вас помилует, и прославят вас люди, и дом ваш пребудет во веки, и наследуют сыновья сынам вашим, и достигните старости маститой, в благоденствии дни свои проводя. Не забывайте трудов отца и матери, ибо о вас заботились и за вас печалились, упокойте старость их и о них позаботьтесь, как и они о вас некогда»
А мне хочется еще добавить к написанному:
-Не забывайте и себя, дети дорогие, вы ж не сами пришли на этот свет. Не отвергайте души своих матерей! В матерях ваша сила и спасение ваше! Да будет так.
Свободное копирование
