Весной, 1943 года когда сошёл снег, и немного оттаяла земля, я с Маней ходил на колхозное поле. Мы перекапывали землю и искали оставшуюся там мелкую в виде тоненьких хвостиков сахарной свеклы. Мама из них делала дранки, которые были вонючие и противные, ели их только потому, что очень хотелось есть.
До войны у мамы со мной были проблемы, я очень плохо кушал, был худым, как скелет. Я постоянно кашлял, мама думала, что у меня чахотка, но после рентгена врач сказала, что у меня расширены бронхи, и эту болезнь «надо залить жиром». После поликлиники проблемы мои увеличились, мама мне подсовывала все жирное, на эту еду я вообще не мог смотреть. Во время обеда я сидел и плакал над тарелкой. Мама пробовала меня колотить, но обед оставался почти не тронутым.
Мне всегда хотелось, чего-нибудь сладенького, но мои родители не могли покупать деликатесы. Вся моя еда была черный хлеб (белого у нас не было) с маслом и творог, посыпанный сахаром, или намазанный вареньем. Мама говорила, что если меня не заставлять кушать, то я сам никогда не попрошу.
Здесь же, в Казахстане, я все время ходил голодным. Мама рассчитала, что при жесточайшей экономии, чтобы не пухнуть с голода и не умереть нужно наши продукты растянуть на всю зиму. На неделю она пекла семь маленьких буханок хлеба из пшенично-кукурузной муки с добавлением туда картошки. Каждая буханка была рассчитана на один день. Мама разрезала ее на три части, и каждую часть - еще на три, таким образом, каждому из нас доставался маленький кусочек хлеба три раза в день.
Утром мама давала нам пять небольших картофелин в мундирах со сливу, частицу лука, кусочек хлеба и стакан подслащённого чая, заваренного на горелых хлебных корках. Я это все съедал, и как будто ничего не ел, шел в школу. На уроках думал, чтобы скорей прийти домой и съесть тарелку кукурузного супа с кусочком хлеба, а, пообедав, тут же начинал думать, чтобы быстрее настал вечер, чтобы съесть еще тарелку этого супа. И хотя мы не голодали, но постоянно были голодными. Мы грызли жмых и жевали все, что только можно было жевать.
Вокруг люди пухли с голода, руки и ноги у них становились, как пампушки. На рынке в Буденовке я видел, как пожилой мужчина снял с руки часы за буханку хлеба (в то время ручные часы были большой редкостью).
Когда весной 1945 года мы жили у тети Сорки в Монастырщине, рядом с ее домом был картофельный склад, и после весенней посевной там осталось много картошки, которую стали продавать по цене пять рублей за пуд, а на рынке пуд картошки стоил сто рублей. Мы заложили почти весь большой тётин коридор мешками с картошкой. Мама и тетя Сорка целыми днями чистили картошку, и три раза в день варили нам по ведерному чугуну. Нас было семь человек, мы втроем, тетя Сорка, Бася, Паш и Сима съедали за один присест этот целый чугун. Нам еще давали по стакану молока (у тети была корова) и по куску хлеба, и всё равно мы ходили голодные.
Когда уже после войны, мы питались нормально, мама варила маленькую кастрюльку картошки, и мы ее не съедали. Она часто удивлялась:
- Как это мы в время войны, в те военные, голодные годы могли столько съедать?
Мамины изречения тех военных времен:
- Когда наступят такие времена, чтобы я могла просто поесть хлеба вволю, сколько хочу?
Или говорила:
- Я готова есть всю жизнь один хлеб с водой, только, чтобы не было войны.
Лето 1942 года, когда немцы рвались к Сталинграду, запомнилось особенно. У людей появились сомнения, предполагая, что Советский Союз войну проиграл. Все кругом переживали и молили Бога, чтоб врага разбили. Когда немцев турнули из Сталинграда, надежда на победу окрепла. Многие утверждали, что теперь немцам капут.
Весной 1943-го мы все ходили в клуб на торжественный вечер, посвященный открытию второго фронта. Клуб был переполнен. Настроение у всех было приподнятое, все говорили, что теперь немцев скоро разобьют, раз откроют второй фронт. Мама сказала:
- Теперь, когда откроется второй фронт, победить Гитлера будет легче, а если война продлится еще год, мы все тут подохнем от голода. И в следующем году нужно как следует подготовиться к зиме.
Колхозникам разрешили вернуть свои бывшие участки, и стали обрабатывать весь гектар. Нам дали другой участок для огорода на пустыре. Мы втроем лопатами вскопали огород и засеяли его своими семенами, которые мама подготовила еще с осени и сохранила