Имя Артура Владимировича Петровского, который был на 17 с половиной лет старше меня, впервые появилось в моей жизни как имя соавтора (с Г. А. Фортунатовым) учебника психологии, на непродолжительное время введённого в обязательный учебный план средней школы. А было это больше, чем полвека назад, и с тех пор наука психологии и учебник о ней А. В. Петровского практически нераздельно существовали в моём сознании.
Ещё через некоторое время, будучи студентом пединститута, я увидел в книжном магазине на Кузнецком мосту «Беседы о психологии» А. В. Петровского. Знакомое имя! Немедленно приобрёл нетолстый том в твёрдом переплёте и с удовольствием проглотил его.
Когда в том же институте я сдавал тому же, вдруг материализовавшемуся, Артуру Владимировичу экзамен по психологии, я опирался не только на учебники, но и на эти популярные «Беседы». Полезное, доложу я вам, дело – читать студенту добротную литературу для начинающих.
Когда же (с апреля 68-го) я стал научным сотрудником Академии педагогических наук, встречи и пересечения с Артуром Владимировичем приобрели весьма частый характер – на общих собраниях академии, в РИСО (редакционно-издательский совет), на конференциях.
Для одновременного с работой в академии моего учительствования мне доводилось читать и частично конспектировать труды А. В. Петровского. Так, вышедший в 1973 году под его редакцией коллективный труд «Возрастная и педагогическая психология» посеял во мне разумную и добрую мысль о пользе для подростков знаний по психологии подростка. Мысль эта крепла по мере накопления моего педагогического стажа и недавно получила форму «психологических возрастных зеркал» ( http://t.co/erdCUpAZYv ).
Реальное моё сотрудничество с Артуром Владимировичем началось в 1988 году в рамках Временного научно-исследовательского коллектива (ВНИК) "Школа", и объём, и интенсивность нашей совместной работы постоянно шли по нарастающей, пока не переросли в дружбу семьями и в тесную личную дружбу. Когда я был ректором Университета РАО, а Артур Владимирович оставил пост президента Российской академии образования, он работал у меня штатным советником, читал лекции и помогал строить психологический факультет университета.
В последние несколько лет отпущенной Артуру Владимировичу жизни мы почти каждый день беседовали, правда, – только по телефону, поскольку посещать дома друг друга стало слишком трудно. Именно беседовали, а не «перезванивались». Немало книг обсудили, а проблем – пропасть.
Прекрасное это изобретение – телефон: с помощью его и магнитофона мы записали ряд последних статей и даже фрагментов книг Артура Владимировича, с утратой зрения в старости потерявшего и возможность письменно фиксировать свою речь.
Ряд статей в журналы и в Большую Российскую энциклопедию мы написали совместно.
Короче: мне посчастливилось не просто хорошо знать нашего юбиляра, но сотрудничать и дружить с Артуром Владимировичем Петровским.
Как-то мы решили попутешествовать по Америке 90-х годов, посетить разные штаты, побывать в университетах и школах. Начали с Денвера, Колорадо. Переместились в Техас, затем – в Вашингтон, где 13 сентября 1993 года нас, мирно бредущих по какой-то улице, чуть не сбили автомобили охраны, на безумной скорости сопровождавшей в Белый дом то ли Ицхака Рабина, то ли Ясира Арафата для подписания мирных соглашений.
Потом мы полетели в Миннесоту, из Сент-Пола добрались до Нью-Йорка, откуда рукой подать до Москвы.
В целом мы пробыли в Штатах около месяца.
Артур Владимирович читал лекции по-русски, я переводил, свободно владея туземным наречием, что позволяло мне тоже прочитать пару докладов и поучаствовать в дискуссиях. Артур Владимирович считал, что не умеет говорить по-английски, что едва в силах разобрать какую-нибудь деловую бумагу или адаптированную детскую сказку.
Но к концу нашего пребывания в Америке у Артура Владимировича вдруг актуализировался латентный английский, и в застольях, после одной-двух рюмок, он смело произносил длинные тосты. Это граничило с чудом. Мой старший друг уверял меня, что никогда не изучал английского языка, ни в школе, ни после. Неужели он обрёл чужеземную речь во время месячного пребывания в иноязычной среде?!
Полагаю, что его спичи составились из вокабул, отрывочно и случайно сохранившихся в его памяти из подстрочных примечаний в различных книгах, из контекстных значений отдельных звукосочетаний, которые он уловил в речи наших собеседников. Артур Владимирович синтезировал разрозненные лексемы, нанизывал их на стержень своей мысли и создавал впечатление свободного потока речи, вполне спонтанного. Разумеется, ему пришлось следовать грамматическим законам чужого языка, что представляется мне особенно загадочным.
Лингвистические способности Артура Владимировича были феноменальными.
Незадолго до своего ухода он попросил меня проверить орфографию латинского слова «якорь». Оказывается, ему понадобилась некая латинская фраза, в которую входило сие слово. «Вычитал эту фразу в детстве», – сообщил он.
В детстве Артур Владимирович читал необычайно увлечённо и много. Его отец был крупным библиографом, мать дружила с книгой до последнего дня жизни. «Турик» (вероятно, принятое в семье сокращение от «Артурик»), – обращалась она к сыну по возвращению его с работы в Президиуме Академии педагогических наук. – «Может, тебя заинтересует эта статья в «Новом мире», мне она показалась весьма любопытной».
Немудрено, что сын вырос великим книгочеем. Огромная и тщательно подобранная библиотека в его доме не бездействовала. Справочные издания, русская и всемирная классика, современные издания, много поэтических произведений, специальная литература…
У Артура Владимировича был абсолютный лексический слух и высокоразвитое грамматическое чутьё. Не подлежит сомнению – он настоящий стилист, безупречно работавший в самых разных жанрах. Научный стиль его строг, пародии остроумны, публицистика истинно злободневна, художественные зарисовки сдобрены юмором и притом драматичны.
Легко переходил мой удивительный друг от стиля докладной записки во властные инстанции к рецензии на автореферат, от неё – к поздравительному письму. Все жанры в гости были к нему и каждый мог похвастаться «лица необщим выраженьем».
Как учёного и организатора науки Артура Владимировича по-настоящему стали характеризовать и оценивать сравнительно недавно: «Лицом к лицу Лица не увидать. Большое видится на расстоянье».
Основные разработки А. В. Петровского последних трех десятилетий его жизни описаны Вадимом Артуровичем Петровским /ссылки!/, соавтором отца в разработке глубокой и оригинальной социально-психологическая теории – «деятельностного опосредствования межличностных отношений личности в группе», равно как и в исследовании идеи «теоретической психологии», «теории теории» психологии – результат категориальной саморефлексии психологии как исторически складывающейся области знания.
По убеждению моему, обе названные идеи Артура Владимировича плодотворны и ждут поэтому от психологического сообщества нашей страны своего дальнейшего развития.
Кроме того, А. В. Петровский – автор проекта «хронопсихологии»: сравнительной социальной психологии времени. Цитирую Вадима Артуровича: «Реализуя идею двойственности исторического времени, хронопсихология, по мысли ее создателя, должна прослеживать динамику общественного сознания, менталитета людей в исторически изменяющемся мире. Опорный принцип развёртки «хронопсихологии» заключается в признании психологической двойственности исторического времени. Постулируя этот принцип, А. В. Петровский исходит из того, что личная биография человека, пронизанная токами исторического времени, не может быть понята как прямая проекция перипетий исторического процесса. «Человек живет как бы в двух временных плоскостях: объективной, исторической, и субъективной, личностной, биографической. …Жизнь человека зачастую течет по своей собственной траектории, обходя ловушки, расставленные историческими обстоятельствами».
Существенно важный аспект хронопсихологии – «политическая история науки».
Политическая история российской психологии как научной дисциплины раскрывает ее зависимость от «дисциплинирующего» воздействия тоталитарного общества, например, заведомо обречённые на провал попытки ученых пойти «другим», «особым» (идеологически «безупречным») путем в разработке научных проблем, в то время как подлинные открытия могли быть совершены (и совершались) «на обочине особого пути».
«Последняя книга А. В. Петровского, «Психология и время», представляет собой опыт хронопсихологии, раскрывающий связь науки, истории общества и психологии людей. Новеллы, образующие главы этой книги, посвящены судьбам ученых, писателей, педагогов, режиссеров, артистов, политиков, общественных деятелей, с которыми автор книги был связан личными и деловыми узами, а также - судьбе российской психологии «на обочине особого пути» развития» (В. А. Петровский).
На взятом Артуром Владимировичем материале живого бытия человека в социуме им показана взаимосвязь людей, идей и обстоятельств, их динамика и цельность, сложность их внутреннего взаимоотношения. Это огромный по объёму, значимый и поучительный материал по истории нашего отечества.
Опыт хронопсихологии А. В. Петровского в силах вдохновить талантливых исследователей на подобные изыскания и в будущем.
Организатором науки Артур Владимирович стал задолго до «Эры Петровского» в моей жизни: академиком-секретарём Отделения психологии и возрастной физиологии Академии педагогических наук СССР он работал с 1968 – по 1976 год, чтобы сменить её на пост вице-президента АПН СССР (до 1979 года). (Справка: академик-секретарь – глава бюро Отделения, ответственный за деятельность всех исследовательских подразделений психологического профиля в Академии). Опыт руководства одним из высших научным академических учреждений в стране не мог не пригодиться Артуру Владимировичу, когда в 1991 году ему предложило правительство организовать Российскую Академию образования и возглавить работу по её формированию. В 1992-ом созданная им Академия его избрала своим президентом.
Именно с этого времени начинается тотальная «Эра Петровского» в моей жизни: практически непрерывное содержательно-деловое и дружески-душевное общение.
Таких друзей мало случалось на моём веку. Однажды он спас от смерти мою жену, подсказав простой и эффективный способ останавливать носовые кровотечения (она страдала тяжелым заболеванием крови), которого не знала тогдашняя медицина. Именно Артур Владимирович настоял на защите мной докторской диссертации и на переезде моём из шумного и задымлённого района в зелёный и тихий округ Москвы.
Неоценимо помог этот прозорливый ответственный человек в университетском строительстве. По его инициативе созданный мной прежде Российский открытый университет был превращён в Университет Российской академии образования (УРАО) с центром в старинном особняке на Большой Полянке. Артур Владимирович привлёк на психфак университета Нину Фёдоровну Талызину, Марьяну Михайловну Безруких, Дебору Ароновну Фарбер, Николая Николаевича Малофеева, Надежду Дмитриевну Творогову, Александра Леонидовича Венгера, многих, многих других выдающихся специалистов.
И важнее всего – сам читал на факультете и проводил практические занятия. В издательстве УРАО были изданы две новые книги Артура Владимировича.
Сам о себе Артур Владимирович говорил: «Я человек тревожный». На самом деле он был «вперёдсмотрящим» – предусмотрительным, предвидящим трудности и проблемы и безотлагательно предотвращающим опасности.
К нему применимы известные строки Александра Городницкого:
Маяк далёкий в темноте погас.
Ползёт туман, и близок шквал летящий.
Не отводи от горизонта глаз,
Вперёдсмотрящий, вперёдсмотрящий. <…>
Нам бьют в лицо холодные дожди,
И ветер обжигает нас слепящий.
Скажи же нам, что ждёт нас впереди,
Вперёдсмотрящий, вперёдсмотрящий…
Как-то раз я услышал от Артура Владимировича известное присловье: «Умный человек найдёт выход из трудной ситуации, а мудрый в неё не попадёт». Это Вы о себе, – подумалось мне.
Страстно заботился он о родных, близких и друзьях. Страстно увлекался идеями. Страстно откликался на загадки человеческой природы и на научные обсуждения.
Этот человек неуёмных страстей через все годы своей взрослой жизни – со времени возвращения с войны и до последнего инфаркта – пронёс одну самую сильную страсть: страстную любовь к жене, другу, помощнице, матери его детей – Иветте Сергеевне Петровской, женщине прекрасной и лицом, и умом, и сердцем.
Как популяризатора науки и мастера слова Артура Владимировича я поставил бы рядом с Айзеком Азимовым и Эрихом Фроммом. В его руках было сильнейшее орудие – эмпатия вкупе с мощным творческим воображением. Как очень немногие, он умел ставить себя на место предполагаемого читателя или (и) собеседника, и, не теряя в интеллектуальной честности, обсуждать с ним самые сложные проблемы.
Благодаря этим способностям учёный психолог А. В. Петровский становился образно мыслящим артистом.
Будучи научным консультантом известного фильма Ролана Быкова «Чучело», Артур Владимирович крепко сдружился с Быковым, и их обсуждения вопросов искусства, свидетелем которых мне довелось быть, – не беседы учёного с художником, а двух умных мастеров-артистов, что называется, на равных.
Закономерно, что и другие, не художественные, а научно-просветительные фильмы, научным консультантом которых он выступал, (например, «Семь шагов за горизонт», «Я и другие», «Жгучие тайны века», «Дерзайте! Вы талантливы!», «Если не я, то кто же?») были востребованы и популярны.
Бойцовские качества Артура Владимировича, свойственные ему всегда (я имею в виду борьбу с тяжёлыми обстоятельствами), проявились и в глубокой старости, когда его постигла слепота. Дряхлый, немощный и незрячий, он сочинял разные тексты в уме, диктовал их, в частности, и мне, по телефону. Я записывал его диктовки на диктофон, расшифровывал текст, посылал его родным. С их помощью он дорабатывал тексты на слух и снова диктовал мне. После нескольких итераций он признавал новые тексты готовыми.
Быль об Артуре Владимировиче Петровском – сказ про богатыря духа.
