На школьные вечера, которые организовывал комитет комсомола, мы приглашали девочек из соседней женской школы.
Инна Яковлевна Макарова предложила нам составить «совместные мероприятия» с женской школой. Они свелись к организации вечеров: концерт плюс танцы. Эти вечера мы организовывали с Мариной Стольниковой, секретарем комитета комсомола женской школы.
Марина была вполне оформившаяся девушка, весьма серьезная на вид. Со мной она держалась строго в официальных рамках. Но к предварительному обсуждению программы любого вечера она была всегда готова. Правда я предложил поставить какую-нибудь совместную сценку, и это вначале привело ее в легкое замешательство, но уже через неделю она пришла с готовым предложением по сценарию и списком артисток.
К слову, Марина вышла замуж практически сразу после окончания школы. Инна Яковлевна дала мне телефон, по которому я, представившись, попросил пригласить Марину Стольникову.
Это был вечер, посвященный 8 марта. Днем мы поздравляли своих учительниц, дарили им цветы и говорили теплые слова. Потом мы пошли домой, приоделись, и вечером восьмой, девятый и десятый классы пришли в актовый зал школы.
Девочки пришли в нарядных платьях и группками стояли вдоль стен нашего актового зала, из которого по такому случаю были вынесены все стулья. Я разрывался между залом и радиорубкой. Зал находился на втором этаже, а радиорубка на третьем. Мы заранее подобрали музыку, которые будем крутить.
В те годы на вечерах запрещали танцевать фоктрот, танго и блюз. Считалось, что они оказывают на молодежь разлагающее действие. Можно было танцевать па-де-па, па-де-падинер, полонез и другие бальные танцы. И этим танцам обучали в танцевальных кружках. Но если девочки умели их танцевать, то из мальчиков – лишь немногие. Так что большая часть девочек скучала у стен, или они танцевали друг с другом. Мальчики же тоже стояли группами, смотрели на девочек, но не смели подойти.
Я станцевал один танец с Мариной, открывая вечер, а потом еще пару раз с Таней Матюшиной и Эммой Повзиковой. Но общая атмосфера была довольно скучная. В перерывах я уходил в радиорубку, и мы с ребятами обсуждали, что бы поставить такое, чтобы расшевелить публику. Кто-то предложил:
– Давайте поставим «Танец с саблями» Арама Хачатуряна из балета «Гаянэ».
Конечно, мы понимали, что никто под этот танец танцевать не будет, я рассчитывал, что мы хотя бы немного оживим публику. Но произведенный эффект мы явно не предвидели. В середине исполнения в радиорубку буквально ворвалась Инна Яковлевна. Лицо у нее было перекошено, а глаза сверкали. Еще с порога срывающимся голосом она крикнула:
– Немедленно уберите этот фокстрот!!!
– Но это не фокстрот, это «Танец с саблями из балета «Гаянэ»» композитора Хачатуряна,
– я, как
ответственный за вечер и секретарь комитета, высунулся вперед.
По-моему ей было все-равно что это и чье. Ее волновал лишь быстрый ритм, в котором она увидела фокстрот, и теперь ей было необходимо все силы положить на выполнение одной задачи – убрать из эфира запрещенный фокстрот, потому что она знала что делают с другими и что с ней могут сделать вышестоящие партийные органы. И было необходимо немедленно пресечь то, что считалось тлетворным влиянием Запада, и прекратить исполнение запрещенного фоктрота.
Она прошла к проигрывателю и самолично сняла пластинку. Мы онемели и только смотрели на нее, не понимая, что происходит.
Наверное, потом Инна Яковлевна поняла, что «Танец с саблями» играть было можно, потому что меня никто никуда не вызывал, и на эту тему со мной никто не говорил. А эпизод этот я запомнил на всю жизнь, как примету того времени. Все это было ранней весной 1951 года. Мне было 16 лет, и я уже ко многому относился не так, как Инна Яковлевна и Алексей Акимович.
И мне хотелось танцевать не только па-де-па или па-де-падинер. Конечно, можно было танцевать вальс, он мне нравился, и я танцевал с девушками вальсы, но я уже любил и фокстрот, и танго. Это были танцы моего поколения.