Стемнело, и мы двинулись напрямую от дороги на восток. Идти было трудно: высокая росистая трава страшно мешала, а сил было мало. Перешли железную дорогу, вошли в лес, часто отдыхали. В лесу идти было легче. Вышли к деревне, когда уже светало, да и ночи-то было немного. Деревня стояла на пологом косогоре, спускаясь вниз. Пытаемся войти в какую-нибудь избу, но везде заперто. В окнах многих изб видно, что на столах лежат груды пряников, конфет, каких-то коробок и прочего магазинного добра. На дороге в пыли отпечатки не то шин, не то гусениц — побывали немцы. По деревне спускаемся к речке, переходим мост. Слева большой добротный дом под железной крышей. Ворота открыты. Дергаемся в крыльцо. Заперто. Проходим через двор к сараю. Его ворота заперты изнутри. Пытаемся открыть, оглядываемся и видим, что из окна дома на нас смотрит хозяин.
— Пусти отдохнуть.
— Нельзя.
— Ну, дай налиться.
— Вон речка. Иди пей.
— Ах, ты, такой-сякой! Так-то своих встречаешь!
— Ладно, ладно, идите, пока по шее не попало.
— Припомнится тебе это.
— Проваливай, проваливай.
На этом разговор и кончился. Делать нечего, пошли. Дорога круто поднялась наверх, и там деревня продолжалась, но избы стояли только с одной стороны, справа, а слева был лес. Пройдя немного домов, мы свернули в лес, легли на мох и заснули. Солнце стояло высоко, когда проснулись. Вышли к деревне и подошли к первому попавшемуся на глаза дому. В доме через палисадник была видна женщина. Мы попросили поесть.
— Заходите, посидите на крыльце, я приготовлю вам, — отвечала она. Потом пригласила в избу, к столу. На столе хлеб, молоко, жареная картошка с мясом. Впервые после ранения мне захотелось есть. В комнату вошла другая женщина, и они стали говорить на непонятном языке. На вопрос, кто они, женщины ответили, что чухонцы. Мы стали спрашивать, что делается вокруг. Женщины рассказали, что немцы ловят наших бойцов, что в городе лагерь для пленных. На вопрос, где можно спрятаться, ответили, что немцы пригрозили расстрелом тем, кто будет прятать красноармейцев, и что население очень напугано. Делать было нечего. Мы поблагодарили хозяек, а они всплакнули. Пожилая начала даже потихоньку причитать. Взяв с собой хлеба, мы вышли на улицу.
Свободное копирование
