Первое утро новой службы запомнилось тоже хорошо. После обычной зарядки и умывания построение на завтрак, построение вне казармы, которая стояла на высоком берегу Оки. Помстаршина Пантелеев, сухопарый, подтянутый, немного веснушчатый блондин, звонким голосом подгонял отстающих:
— Разенков, когда научишься не тянуться?! Миттельман! Опять последний! — и тому подобное.
Наконец, построились. Мы четверо на левом фланге. Пантелеев долго выравнивал строй, потом повернул колонну и скомандовал: «Шагом марш!» Немного прошли, и тут навстречу старший лейтенант на лыжах. Помстаршина скомандовал:
— Смирно, равнение направо!
Старший лейтенант:
— Здравствуйте, товарищи курсанты!
— Здравствуйте, товарищ старший лейтенант, — нестройно ответила колонна.
— Старшина, еще раз!
И вновь:
— Смирно! Равнение направо!
— Здравствуйте, товарищи...! — и так далее. И опять:
— Старшина, еще разок!
Возвращаемся, и все снова. Строй злится и явно не хочет браво поздороваться. Похоже на какую-то игру: у кого больше хватит терпения. Мы только переглядываемся. Кружка и ложка жгут руку, под гимнастеркой давно дерет морозцем.
Наконец наш ответ удовлетворил старшего лейтенанта. Остановив и повернув строй к себе лицом, он начал, что называется, читать мораль и закончил ее словами:
— Теперь ясно?
— Можно вопрос? — послышалось из строя.
— Что такое?
— Товарищ старший лейтенант, у вас левое ухо побелело. Старший лейтенант схватился за ухо, стал быстро спускать шлем и, махнув рукой, крикнул:
— Старшина, веди их скорей!
Это был начальник школы старший лейтенант Дедов, личность довольно любопытная. Крупный, мясистый, с громким голосом, привыкшим давать команды, любитель разносить и материться. Последнее делал он виртуозно по поводу и без.
