Зачастил в Тбилиси. Уж больно мне там нравится. Никогда и нигде меня не встречали с такой искренней доброжелательностью. На этот раз Союз журналистов 22-25 апреля проводит в Тбилиси Всесоюзную конференцию журналистов, пишущих о науке и технике. Мой доклад «Мастерство научного журналиста» назначен на 23 апреля.
В самолете — все знакомые: Болховитинов («Наука и жизнь»), Манучарова («Известия»), Мишель Ребров («Красная звезда»), Арлазоров (автор книг о Циолковском и Лавочкине), Герман Смирнов (журнал «Техника — молодёжи»), Зеленко («Знание — сила»), Голубкова (изд-во «Советская Россия») и др. Поселились в «Иверии».
* * *
После того как я отпредседательствовался на пленарном заседании 23 апреля и прочел свой доклад, почувствовал себя вольным орлом. Вечер у Яна Горелова. Гела Лежава, Темо Мамаладзе. До петухов спор о Сталине. Кахи (шофёр нашего корпункта, невероятно преданный газете человек) умолял нас поехать отдохнуть в его деревню в Алазанскую долину. Утром поехали: Темо, Гела, Ребров и я с Кахи, Ян, Юра Мосешвили и Робик (друг Яна) — на перекладных. В Сигнахе, в райкоме комсомола достали ещё одну машину. Примчались на берег Алазани, нас высадили, и машины с Кахи умчались. Бродим по берегу, ничего не понимаем. Ждём довольно долго. Наконец машины примчались обратно, и Кахи выгрузил: председателя колхоза (по-русски не говорит), двух маленьких, но очень проворных старичков (по-русски не говорят), живого барана, сноп зелени, сыр, две огромные кастрюли варёного мяса и бутыли с молодым вином (40 литров). Со скоростью невероятной старички разожгли костёр, зарезали и освежевали барана и превратили его в шашлык. Пир начался!
Я сидел с Гелой, который переводил мне тосты председателя колхоза, — он был тамадой. Гела предупредил, что, если можно будет не пить, он незаметно положит палец на край стакана. Начались тосты. Пили за Родину; за Грузию; за Москву; за родителей; за жён; за детей; за любовь; за дружбу; за друзей, которые и рады бы быть сейчас с нами, но которых с нами нет; за тех, кто рады были бы быть с нами, но которых нет, потому что они лежат в сырой земле; за барашка, безвременно ушедшего от нас на нашу радость; за реку Алазань, которая поит землю, где рождается такое прекрасное вино... Вино пили гранёными стаканами. Вино действительно прекрасное, молодое, вроде бы, не такое уж и хмельное. Как я понял: оно продолжало бродить внутри нас, постепенно лишая нас всяких представлений о реальном мире. Гела ни разу палец на край стакана не положил. Ребров на голой ноге ставил шариковой ручкой «птички» после каждого тоста, но, поставив 17 «птичек», ручку потерял...
Как мы добрались до большого, двухэтажного дома Кахи, я не помню. Во дворе, помню, стояла старая белая лошадь... Как поднялись на второй этаж, тоже не помню. Помню голос жены Кахи:
— Ну, что же вы так засиделись на природе, ужинать пора...
Я увидел сбоку стол, уставленный яствами и бутылками, а прямо перед собой через анфиладу комнат — высокую кровать с пирамидой подушек, и, недолго раздумывая, пошёл, пошёл, пошёл на свет этих подушек, всё ускоряя шаг, и бросился в них...
Проснулся я от какого-то усердного пыхтения рядом с собой. Ребров, Темо и Гела затащили на второй этаж белую лошадь и теперь старались опрокинуть её ко мне в постель.
— Ребята! Что ж вы делаете! Да она вам в матери годится! — спросонья воскликнул я...
Проснулся очень рано. Вышел на галерею, идущую по всему второму этажу. Розовые горы, розовые деревья цветущих садов, всё укутано какой-то розовой дымкой. Красота и тишина. На моё плечо легла рука Кахи: «Слава, сегодня вино пить не будем...» Я благодарно улыбнулся. «Сегодня будем пить чачу...»
Возвращались мы в Тбилиси пьяные и невероятно весёлые. Я подарил Кахи красивую кепку (навсегда), а Миша Ребров — мундир (на время). Кахи мчался на редакционной «Волге» — в югославской кепке и мундире подполковника, который был ему очень велик: погоны ниже плеч и рукава подвёрнуты — и пел песни, а мы — подхватывали...
Кахи Сулханишвили умер от астмы в 1993 году.
* * *
Вина Грузии. Белые сухие вина: «Цинандали» (№ 1), «Гурджиани» (№ 3), «Цоликаури» (№ 7), «Кахетинское» (№ 8), «Тибаани» (№ 12), «Напареули» (№ 27). Красные сухие вина: «Телиани» (№ 2), «Мукузани» (№ 4), «Саперави» (№ 5), «Кварели» (№ 9). Полусладкие вина: «Чхавери» (№ 11), «Твиши» (№ 19), «Хванчкара» (№ 20), «Усахелаури» (№ 21), «Киндзмараули» (№ 22), «Оджалеши» (№ 24), «Тетра» (№ 26), а также «Ахашени», «Ахмета» и «Атенури», номеров которых я не знаю, и шипучее белое — «Шушхуна».
Свободное копирование
