Звонил Панкин, ворчал, что мало передаю с салона. А у меня совершенно непроизвольно вырвалось: «Боря! Я в Париже! А ты хочешь, чтобы я ещё и работал!» Он засмеялся, а потом сказал, чтобы я задержался на два дня и сделал репортаж с товарищеского футбольного матча сборных Франции и СССР.
Я очень приуныл, потому что ничего не понимаю в футболе, и пошёл к Льву, который признался, что он понимает ещё меньше моего, но ему тоже звонили по поводу репортажа. Мы решили никому не признаваться в своем футбольном невежестве, аккредитовались в ложу прессы, получили бирки-«вездеходы» по всему стадиону и заявились в ложу на правах старожилов, чем очень удивили старожилов настоящих, поскольку там собрались футбольные обозреватели со всей Европы, которые хорошо знали друг друга, и мы выглядели в их компании белыми воронами.
Что надо записывать, а что не надо, мы со Львом не знали, зрелище игры показалось нам очень скучным, и я с радостью принял предложение Льва освежиться пивком в баре под трибунами. Как только мы приступили к пиву, над нашими головами раздался обвальный гул, и мы поняли, что кто-то кому-то забил гол.
— Торопиться не следует, прошлого уже не вернуть, — философски заметил Лев, и не согласиться с ним было нельзя.
В ложе прессы я допустил грубейшую ошибку, громко спросив, а кто кому забил, после чего вся ложа уставилась на меня, как солдат на вошь. С мукой досидели мы до конца матча, после чего Лев сказал:
— Поступим так. У нас есть «вездеходы». Пойдём в раздевалку к футболистам, ты бери на себя наших, а я возьму французов. Потом обменяемся интервью и напишем классные репортажи, благо счёт мы запомнили...
Мы действительно проникли, но не в саму раздевалку — деревянный барак, из которого раздавались звуки работающих душей, а в маленький дворик рядом с этим бараком. Души постепенно умолкали, и во дворик стали выходить молодые красивые ребята с мокрыми, тщательно причёсанными головами, в твидовых пиджаках. Отличить французов от наших было практически невозможно. И тут я увидел мальчишку, сидящего верхом на дереве, ветка которого свисала над раздевалкой. Он громко кричал кому-то внизу, похлопывая себя по руке, по тому месту, где футбольные капитаны носят свою повязку. Так я определил нашего капитана Альберта Шестернева. Я даже напомнил ему, что мы встречались однажды в доме у Володьки Губарева и объяснил, что я ничего не понимаю в футболе, а репортаж нужен, а потому он должен мне помочь. Альберт охотно согласился. Напрягая все свои знания футбольной терминологии двадцатилетней давности, я спросил:
— А ты кого «держал»?
— В первом тайме Боннеля, а во втором — Гондэ, — ответил Альберт.
— Ну и как они?
— Нормально...
— Сильные футболисты?
— Нормальные...
— А вообще игра была грубая?
— Да нет, по-моему, нормальная была игра...
Я понял, что как я залез на Шестернева, так и слезать придётся. Лев тоже не мог похвастать успехами. И тут я увидел Льва Яшина — его я сразу узнал по портретам в газетах и журналах. Перед ним я решил предстать в образе этакого развязного, нахального репортёра. И это была моя вторая грубая ошибка. Мне ни в коем случае нельзя было надевать такую маску: я не знал, что со времени воцарения Бориса Панкина на престоле главного редактора «Комсомолка» превратилась в явно «проспартаковскую» газету. Я лениво подошёл к Яшину и сказал небрежно:
— Здорово, Лев! Я из «Комсомолки». А ты, вижу, совсем заработался, никогда к нам в редакцию не зайдёшь...
Молча, внимательно и свысока оглядев меня, Яшин хорошо поставленным голосом произнёс:
— Пусть к тебе твой «Спартак» ходит, ё... твою мать!..
На этом мое содержательное интервью с великим футболистом завершилось...
(Однажды в Голубом зале «КП» собрала кавалеров орденов Ленина разных поколений, поскольку сама была награждена орденом Ленина № 1. Пришёл и Лев Иванович Яшин. Мы сидели с ним рядом, со смехом вспоминая парижское «интервью»).
Футбол был вечером, диктовать в Москву надо утром, впереди целая ночь. Когда мы вернулись домой к Володину, Лев сказал:
— Не горюй! На Елисейских полях есть Drug-store — американская аптека, где вместо лекарств продают дорогие сувениры. Туда к 12 часам ночи привозят все завтрашние парижские газеты. Всё узнаем: кто кому забил, на какой минуте, а сейчас я предлагаю освежиться пивком...
В полночь с охапками газет мы вернулись с Елисейских полей и засели за свои репортажи...
Репортаж об этом матче («КП» от 6.6.67), который окончился нашей победой со счётом 4:2, начинался откровенно: «Я никогда ещё не писал о футболе... Прошу считать эти заметки лишь свидетельскими показаниями очевидца...» Самое смешное, что спортивная редакция ТАСС отметила его премией. Но всё равно, я убеждён, что «всеядных» журналистов быть не должно, и берясь не за свое дело, всегда рискуешь провалиться.
Свободное копирование
