Лежу в больнице, один в палате, помираю от скуки. Перебирая мысленно события недавнего прошлого (поездка в Прагу), решил развлечься и сочинить анонимку Олегу Ефремову. Сказано — сделано:
«Уважаемый Олег Николаевич! Вынужден обратиться к Вам с одной весьма деликатной просьбой. Речь пойдет об актёре руководимого Вами театра И.В.Кваше.
Находясь на гастролях в Чехословацкой Социалистической Республике, т. Кваша одолжил у меня некоторую сумму в иностранной валюте (чешских кронах), пообещав вернуть её мне в Москве в рублях согласно официальному курсу. Причём сделать это он обещал буквально в течение трех дней после своего возвращения. Однако прошёл почти месяц, а т. Кваша не погасил свой долг.
Я хотел обратиться в партийную организацию «Современника», но узнал, что т. Кваша — беспартийный. (Я никак, признаться, не думал, что человек, которому доверили воплотить на экране образ Карла Маркса, находится вне рядов КПСС. Очевидно, этим можно объяснить некоторые частные просчеты в этом, в целом удачном, фильме.)
Я надеялся, что на т. Квашу может оказать соответствующее влияние профсоюз. Но оказалось, что во главе профсоюзной организации театра стоит... сам т. Кваша! Поэтому у меня остаётся единственный путь: административный, на который я и ступил, направляя Вам это письмо.
Уважаемый Олег Николаевич! Я далёк от мысли, что к т. Кваше надо применять какие-либо меры административного воздействия. Возможно, его финансовая нечистоплотность объясняется просто забывчивостью и рассеянностью артистической натуры. И я надеюсь, что простое Ваше напоминание т. Кваше о его долге будет уже достаточным для того, чтобы этот неприятный для всех нас инцидент был исчерпан. При этом вовсе необязательно называть мою фамилию: т.Кваша без труда поймёт, о каком долге идёт речь.
2 декабря 1966 г. Заранее благодарный Вам ЗРИТЕЛЬ.
P.S. Хочу, однако, поставить Вас в известность, что, если и после этого моего письма т. Кваша уклонится от погашения своего долга, я буду вынужден направить соответствующее заявление в адрес Главного управления театров Министерства культуры СССР».
Через неделю я выписался из больницы, а письмо моё добралось до «Современника». Секретарша Ефремова вскрыла конверт и тут же позвонила Кваше: «Игорёк, тут на тебя пришла жуткая «телега», но ты сам понимаешь, что не показать её Олегу я не могу. Приезжай в театр...» Кваша примчался в театр и тут же был востребован «на ковёр» к Ефремову. Разговор был суровый:
— Кваша! Что же ты нас всех подставляешь! Это наши первые зарубежные гастроли, а ты берешь в Праге у какого-то засранца деньги, не возвращаешь, и он теперь покатит на нас «бочку» в министерство культуры!
Игорь ничего не понимал и ничего ответить Олегу не мог. О том, как мы ходили в пивнушку, он, конечно, забыл. Ефремов протянул ему письмо, Игорь прочёл и облегчённо выдавил из себя:
— Олег, клянусь, это Славкина работа... Ефремов позвонил мне:
— Ты писал анонимку на Квашу?
— Какую анонимку? — спросил я, выигрывая время, хотя отпираться было нелепо.
Оказывается, наш разговор Кваша слушал по параллельной трубке. Он не выдержал и завопил высоким фальцетом:
— Ну что же ты, сучонок, делаешь!!
Ничего не оставалось, как повиниться, но от Олега я потребовал, чтобы 10 крон Кваша вернул...
Свободное копирование
