Музей Пастера. Более 25 000 документов. Русская грамота «За открытия в области заразительных болезней». Избран почётным членом «Общества покровительства животным». Одна из грамот подписана Александром Столетовым. 29 декабря 1893 года Российская Императорская академия наук избрала Пастера своим иностранным членом.
В 1882 году отмечали 60-летие учёного. Уже была изобретена фотография, и знаменитый Надар запечатлел старика в Сорбонне со звездой на груди. За 4 года до этого у Пастера отнялась левая рука. Новый удар свёл больную руку в кулак. Он мог работать с трудом, хотя был по нашим сегодняшним представлениям совсем не старый. Ему помогал Жан Батист Био, химик, кристаллограф. Модели кристаллов Био вырезал из картона своей бритвой. Доктор Ру, один из ближайших учеников Пастера, сконструировал первый примитивный аппарат для фотографирования бактерий через микроскоп.
Комната Пастера. Портрет отца. Камин. Меха для раздувания огня. Очень маленький и низенький письменный стол. Портрет дочери. Мантия профессора Сорбонны и сюртук академика «Академии бессмертных», расшитый зелеными позументами.
В гостиной — фотография Пастера с русским профессором Войновым и пятью русскими мальчиками, которых искусала бешеная собака и спасли прививки Пастера. Ещё один русский сувенир — отделанный эмалью сундучок от людей, которых покусал бешеный волк.
Невероятное количество орденов, целые витрины с орденами. В библиотеке, где стоит урна с прахом Ильи Мечникова, познакомился с Мишей Преображенским. Он тут работает. Довольно чисто говорит по-русски. Показал мне склеп, где похоронен Пастер. Миша родился в Париже. Не женат. Зарплата — 870 франков. Машины нет. Просил рассказать ему о Москве, какая она...
* * *
Провожали нашу тургруппу в Нормандию. Ещё в Москве я договорился, что мы с Витей Ильиным (корреспондент «КП» в 1957-1962 годах, тоже друг Л.Д.Володина) останемся у Володина в Париже, пока они будут путешествовать по Нормандии. Это знал руководитель тургруппы, но не знал, как выяснилось, кэгэбешник, который очень разнервничался на вокзале.
Володин его успокаивал, говорил, что «у Голованова тут дел невпроворот». Уехали! Ура! Неделя полной свободы в Париже — это очень много!
Эта история имеет забавное продолжение. Осенью того же 1964 года я писал (шпионскую» повесть ("Падение "иезуита"" и читал документы в здании управления контрразведки московского КГБ. И вот там-то в лифте нос к носу я столкнулся с моим "французским" кэгэбешником, который, увидав меня, невероятно изумился. Мы поздоровались, и он спросил: "Тебе куда?" Я ответил рассеянно: "Да, я к себе, на третий..." На третьем этаже я вышел, а он поехал выше. Пришёл и говорю ребятам из контрразведки, которые мне помогали: "Не поверите, а я своего кэгэбешника сейчас встретил..." И всё им рассказал "в красках". Они за голову схватились:
- Ну что же ты делаешь!? Мало того, что его заранее в Москве не предупредили, что ты тоже из нашего ведомства; мало того, что вся группа уехала в Нормандию, а ты остался в Париже; мало того, что твой друг сказал, что у тебя в Париже «работы невпроворот», так теперь выясняется, что ты работаешь в контрразведке! Таким образом, он думает, что ему, очевидно, не доверяют, а может быть, даже не он за тобой, а ты за ним доглядывал! Ты понимаешь, в каком он, бедняга, сейчас сидит дерьме?!..
Свободное копирование
