С 20 мая по 3 июня 1964 года в составе группы молодых туристов «Спутника» был в Париже.
Париж. Шквал впечатлений. Обедал у Льва (Володин Л.Д., журналист-международник, летом 1964 г. - спецкор "Известий" во Франции). А потом Лев устроил «образцово-показательное путешествие» по Парижу: катал по Елисейским полям, Большим бульварам, показывал Нотр-Дам, набережные. Потихонечку подзаряжались красным винцом. Площадь Пигаль. Чёрный ударник Робер Навдунзи с острова Мартиника. Работает сосредоточенно, деловито, команды пианисту (пианист белый) и саксофонисту подаёт глазами. Играют так, что всё ходуном ходит, а слушатели равнодушные, как рыбы, хлопают лениво. Монмартр. Красные тенты кафе, красные лампочки — костёр, но не горит, а тлеет. Зашли в кафе к «бороде Фреду», знакомому Лёвы. Фред было решил в шлюпке переплыть Атлантику, но, с трудом добравшись до Азорских островов, затею эту оставил и открыл на Монмартре кафе. Весь потолок заклеен бумажными деньгами (я тоже прилепил трёшку), и с потолка свисают колбасы. Руками ломать нельзя, но можно взять стул и откусить. У стойки познакомился с Луи Лурмэ, заместителем капитана Кусто по полярным экспедициям. Когда он узнал, что я ныряльщик, приглашал меня в Гренландию понырять с ним вместе. Мне неприятно было врать ему, мычал, что-де Гренландия далеко.
— Погоди, — настаивал Луи, — приезжай в норвежские фиорды в августе, по рукам? В августе не сможешь? Ладно, давай я к тебе приеду. Давно мечтал понырять в Белом море...
Было очень стыдно, я не мог признаться ему, что мы, советские, не такие, как все, что я не могу приехать в Норвегию и его пригласить на Белое море тоже не могу... Впервые так остро испытал чувство жгучего стыда за свою страну...
* * *
Версаль. Большой, распахнутый, рядом нет ничего, что могло бы исказить его масштабы. Люди просто сидят на скамейках, смотрят вдаль, а мы суетимся, бегаем, щёлкаем фотоаппаратами, хотя все это отснято уже тысячу раз... Дворец — анфилада золотых комнат, все на одно лицо, выцветшие гобелены, затоптанные полы. Во дворце скучно.
* * *
Улица Дарю. В витрине — объявление на русском языке: «У нас сегодня пирожки».
* * *
Эйфелева башня. Башня что надо, большая башня. Наверху скрипучий алюминиевый пол, подзорные трубы с щёлками для монет. Париж в лёгкой дымке, неожиданно маленький и тесный. Купил на башне большой план Парижа. Просто захотелось что-то именно там купить.
* * *
Решил пройти пешком от Эйфелевой башни до острова Сан-Луи, где в двух шагах от собора Парижской богоматери живёт Кирилл.
(Новосёлов (Небург) Кирилл Петрович (1909—1979) приехал в Париж в 1921 году с отцом-монархистом. Участник французского Сопротивления, яростный антифашист. Сотрудничал как журналист и переводчик с агентством "Dalmas". Познакомились мы в Москве: он переводил одну из книг Михваса).
Проблема в том, что я решил удивить Париж и приехал сюда в новых неразношенных полуботинках, которые очень скоро натёрли мне ноги в кровь. Зашёл в аптеку, купил ваты, напихал между пальцев. Стало ещё хуже, просто очень больно. Доковылял до Pont neuf и прямо на знаменитом мосту, одном из самых оживлённых мест Парижа, сел на каменную скамью рядом с каким-то позеленевшим от времени Людовиком и начал разуваться, вытаскивать кровавые ватки. Ну хоть бы кто-нибудь взглянул на меня! Я вдруг понял, что соблюдаю главное правило парижского поведения: я никому не мешаю! Правило замечательное, сто раз прав Саша Кривопалов, бывавший здесь много раз: «Париж — это город, в котором ты всегда один и никогда не одинок!»