Спать в общаге всё-таки трудно.
Первый раз я проснулся потому, что Никотин в два часа ночи шарил в моей тумбочке в поисках зубной пасты. Он опоздал на последний трамвай и шёл к нам «на Фили» (так Димуля Гончаров метко окрестил наш посёлок) пешком. Ночная прогулка не охладила его любовный пыл. Он весь жил недавним свиданием, восторги распирали его, лезли из ушей, из ноздрей, из всех дырок. Он жарко шептал мне в ухо: «О, Славка! Какая девушка! Нет, ты не представляешь, какая девушка!!»
Второй раз я проснулся от зычного мата Штаркова, который пришёл ещё позднее, разделся в темноте (в отличие от Никотина зубы на ночь он не чистил), лёг и тут обнаружил, что Чудецкий и Воронцов (он точно знал, что это их рук дело) сняли с его койки матрац, прикрыв пружины кровати простыней, под которую положили налитый водой презерватив, который лопнул, когда Женька на него сел.
Третий раз я проснулся от дикого крика Скребнева: «Кто?!! Что?!!» Он оказался лунатиком! Эта была полная для всех неожиданность! С безумными глазами Скребнюша полез через все кровати, вглядываясь в наши испуганные лица, долез до окна и только тут проснулся, потряс головой и побрёл в свою койку досыпать.
Четвёртый раз я проснулся от грохота, с которым Воронцов изгонял из своей тумбочки мышонка, который просто одурел, увидав столько доступных ему столичных яств. Мышонок убежал, а Ворон объяснял ещё с полчаса: «Слышу — царапает! Я ка-ак дам по тумбочке! Из неё что-то на пол — плюх! Хомяк это!..» После этого рассказа все начали стучать по своим тумбочкам.
Спать совсем не скучно!
Свободное копирование
