авторов

1427
 

событий

194062
Регистрация Забыли пароль?
Мемуарист » Авторы » Elena_Ishunina » Блокада, из воспоминаний блокадницы

Блокада, из воспоминаний блокадницы

01.11.1941 – 01.01.1943
Санкт-Петербург, Ленинградская, Россия

  Всем блокадникам посвящяется.

                Пролог

          Я пишу со слов женщины, которая в детстве, в 11 лет пережила Блокаду. Её звали Наталья Юрьевна. Мне было 20 лет, когда она мне это рассказывала, так что простите, если я что-то не очень точно передаю. Раньше я не могла написать, так как она просила не писать об этом при её жизни, а теперь, когда она умерла, я решила все же написать, может, кому-то это будет интересно. Пишу я от её имени, как она мне рассказывала.

                                ***

     Мне было 11 лет, когда началась Война. Я была счастливой девочкой, у которой были мама, папа, бабушка и братик 8 месяцев от роду. И была еще тетя, сестра отца. Она приехала в Ленинград в 30-м году к моим родителям, так как умер её муж, он был лесничим где-то в Ленинградской области или ещё где-то, не знаю точно. Я тогда только что родилась и мама очень обрадовалась, так как ей надо было выходить на работу, а бабушка тогда жила в деревне. У нас была квартира в пятиэтажке из 2-х комнат, папе и маме дали её от микробиологического Института, где они оба работали. Дом наш был недалеко от Института. Нюра, так звали тетю, няньчила меня до 3-х лет, а потом приехала бабушка, которая заболела бруцеллезом и не могла работать дояркой. Нюра устроилась работать тоже в Институт дворником и сторожем при складе. Жила она там же при складе. Почему я так подробно об этом пишу вы поймете позже.

    Так вот, началась Война, отец ушел на фронт, а нас с мамой, братиком и бабушкой должны были эвакуировать вместе с работниками Института, но бабушку разбил паралич, и мы остались.

    Было очень страшно, особенно, когда начались бомбежки и когда сгорели склады с продуктами, хлеб стали давать по карточкам, и очень мало, но самое страшное случилось 1 ноября. Меня с соседкой отправили за хлебом, а мама осталась с братиком, бабушкой и сынишкой соседки 3-х лет. Мы уже шли домой, когда объявили воздушную тревогу. Соседка велела мне идти в бомбоубежище, а сама побежала домой - мама, из-за лежачей бабушки, в подвал не спускалась. После отмены тревоги, я тоже пошла домой, но нашего дома не было, а была огромная яма и куча развалин. Я осталась одна. Не зная, что мне делать и как быть, я пошла к Нюре. Она не поехала в эвакуацию. Это было близко, но как я дошла не знаю. Плакать я не могла и шла на автомате. Нюра жила в полуподвальчике, прямо при складе: туда вела большая дверь из 2-х створок: одна с пандусом для груза, а вторая со ступеньками. Это был огромный полуподвал: 2 двери в склады, для приборов и для разных препаратов; большая комната для дров и всякого дворнического оборудования, ларей с углем, стружками, песком и солью; маленький туалет и комната Нюры с огромной печью и плитой,а еще там были стол, 2 стула, шкаф и кушетка. Нюры не было, хотя на плите еще стоял горячий чайник. Я положила сумку с документами, карточками и хлебом на стол, попила немного воды и рухнула на кушетку, сил у меня больше не было. Я даже не разделась, а просто сняла пуховый платок и бабушкину кофту, надетые поверх моей шубки, и разулась. Но пролежала я недолго, так как в комнату буквально ввалился Сережа, это мой однокласник и сосед - он жил в 3-х этажном доме соседнем с моим. Их дом тоже разбомбили, и его мама погибла под обломками. Он, как и я, стоял в очереди за хлебом, только на 20-30 человек впереди, но потом он пошёл еще за водой на Карповку, так как дома у них водопровод не работал. Воду он вез в бидоне закрепленном на санках. Во время бомбежки он был в бомбоубежище, только в другом, ближе к Институту. Он, как и я, был на развалинах, только он был смелее и расспросил спасателей и ему сказали, что никто не спасся, так как было прямое попадание, а подвал все же не настоящее бомбоубежище хоть большой и глубокий. У него никого, кроме отца на фронте, не осталось и он решил идти к Нюре, хотя она ему и не родня, но она опекала всех соседских ребят и помогала нам чем могла, а могла она многое - она была сильная, ловкая, и нам детям, казалось, что она умеет все. Она чинила нам порванную одежду, мирила нас когда мы ссорились, заступалась за нас, если нас уж очень ругали родители, и мы даже, частенько, ночевали у неё, особенно я. 

     Сережа, узнав, что Нюры нет, сказал, что она, скорее всего, побежала помогать моей маме и тоже погибла. Мы были одни, а идти в детдом мы не хотели. И тогда мы решили жить у Нюры одни и никому не говорить, что она пропала.

     Нюра была очень практичной, например, она сразу же при устройстве на работу добилась, чтобы дрова завозились не осенью, а весной - летом они мол просохнут и будут хорошо гореть А дров завозили много - топила Нюра все печи в Институте. Пилила и колола она их сама, ну разве, конюх ей помогал, а еще в виварий завозили овес, капусту, морковь и всякий корм для лошадей, кроликов и мышек. Так вот, она следила, чтобы корм был хороший и хранился правильно. Правда, животных и большую часть кормов эвакуировали, но что-то могло остаться. А кроме того у запасливой Нюры была припасена крупа, правда пшено да просо, но и это ценная пища. Вода есть, а если отключат то можно носить воду с Канала - прорубь в 10 метрах от склада, дрова есть, еда тоже - продержимся, а там видно будет, решили мы. Печку топить Нюра нас научила, а в плиту был вделан котел на 5 ведер, так что от грязи мы не умрем. У Нюры мы нашли 5 кусков мыла, правда хозяйственного, фляжку с керосином, бутыль постного масла, да еще бутылочку с лампадным маслом (у Нюры в Красном углу теплилась лампадка перед иконкой, она была не то чтобы очень верующей, но икона у неё была). Топить все печи не надо, так как Институт пуст, а с одной мы справимся. В шкафу мы обнаружили, кроме круп, еще пакет колотого сахара, банку меда и 3 банки разного варения и мешок сушеных яблок и мешочек фундука, пачку чая и немного разных трав в мешочках, пакет соли, сумку с документами Нюры и карточки на хлеб на ноябрь, да у нас были карточки у Сережи на него и маму и у меня на двух детей и двух взрослых, правда, не рабочих, так как мама из-за братика и бабули с сентября не работала. Но это на нас двоих. Нам в голову  пришло, что карточки надо вернуть, ведь все погибли кроме нас двоих, но ведь в декабре мы карточки уже не получим, так как мы дети и без взрослых нам их никто не даст. Так что все по честному, верно?

     Может все бы обошлось, но Сережа заболел, он простудился, таская воду и бегая в магазин за хлебом, а очереди были огромные, стояли часами, правда, Сережу часто почему-то пропускали без очереди, наверное, жалели, зная, что у него погибла мама. И еще он чистил снег пред складом, чтобы никто не заметил, что нет Нюры. Меня он не пускал, так как я и печь топила и в доме убиралась, и еду нам готовила, а еще стирала наше бельишко, ведь сменного у нас не было, а Нюрино нам было великовато - она была женщиной крупной. А еще он ни в какую не соглашался надевать кофту и платок, а пальто у него было, хоть и добротное, но все же не тулуп. Правда, он согласился на Нюрины валенки, благо у нее была не очень большая нога и на две пары носок было как раз. Но все же он  простудился. Он всю ночь метался в бреду и я, в отчаяньи, решилась открыть склад и поискать там лекарств.

    Ключи были в сумке у Нюры. Я открыла левый склад с медикаментами. Мама, когда лечила меня при простуде, давала мне аспирин и растирала меня спиртом, да и кормила она меня не кашами, а бульоном. На складе был мясопептонный бульон, правда в порошке, мама на работе заваривала его и готовила бульон для микробов, я это не раз видела, когда была у неё на работе, а еще она добавляла агар-агар и готовила среды, они напоминали холодец. Может быть они подойдут и нам? И спирт был в большой 10 литровой бутыли, но я знала как извлечь немного спирта с помощью сифона. И еще я нашла аспирин,порошок горчицы, хозяйственное и туалетное мыло, аскорбинку, желатин, крахмал, глюкозу и много разных трав в пакетиках - на них даже было написано, что, как и от чего надо принимать. Все это, а также несколько стеклянных спиртовок я принесла домой. Я растерла Сергея спиртом. Надела на него шерстяные носки с горчицей. Сварила из порошка бульон и накормила его,а также напоила горячим чаем с глюкозой. Дала аскорбинку и аспирин. Антибиотиков тогда не избрели, да я и не смогла бы подобрать дозу. У нас было немного растительного масла, но оно уже кончалось. И я заменила его рыбьим жиром со склада.

      Пока Сережа болел, я ходила за водой и за хлебом, мне повезло меня тоже пускали без очереди, а ведь многие были так истощены, что падали в обморок прямо в очереди. И воду доставать из проруби было трудно, хорошо, что Сергей сделал из катушек, веревок и цепи блок для подъема воды из Карповки, не надо было спускаться по лестнице. Все женщины были ему благодарны, а лед мы прорубали ломом, привязанным на веревке прямо с парапета набережной. Сережа придумал надевать мне на валенки Нюрины брезентовые перчатки, чтобы было теплее и валенки не промокали и не скользили. Целый день я была занята: готовка, уборка, походы за водой и хлебом, правда, хлеб иногда давали на несколько дней по карточкам. А вот ночью было страшно, особенно, когда бомбили или обстреливали.

      Книг у нас было мало: у Нюры библия, "Робинзон Крузо", сборник русских сказок, Сереже мама дала в очередь учебник по математике с задачником, да мне мама дала хрестоматию. Это что бы в очереди не слушали разговоров и не скучали. Да еще у нас было радио, такая черная тарелка в углу, но оно чаще молчало, только иногда передавали новости с фронта, да сигналы воздушной тревоги, зато иногда во время тревог читала свои стихи Ольга Бергольц. Во время воздушных тровог мы не уходили в бомбоубежище, так как решили, что это бесполезно, уж если погибать то хоть в тепле, но все обходилось, больше наш район не бомбили. Свечки и керосин давно кончились, но теперь у нас были спиртовки, а Сергей, когда поправился, принес со склада металлические ящики и зеркала и сделал отражатели: поставил ящики на попа, установил в них зеркала, а некоторые из них были вогнутые, и перед ними поместил спиртовки и у нас стало светло, а то электричество часто отключали, а окно мы для тепла закрыли ставнями, да еще из-за затемнения, тогда все окна закрывали плотными шторами, чтобы фашисты не видели светящихся окон. Мы спали на печке, там была перина, 3 подушки и пуховое одеяло, на топчане тоже были перина и одеяло с подушкой, но на печке было теплее. А вот с одеждой было плохо, но и тут нам помогла смекалка - из Нюриных блузок получилось платье для меня и рубашка для Сережы, а брюки я ему смастерила из рабочего фартука Нюры. Спали мы в рубашках Нюры, я их заложила складками и оборками. А еще наделала майки из марли со склада. Меня очень мучила совесть, что мы берем все это без спроса, но Сережа заверил, что нам простят и кроме того отцы расплатятся за нас, когда вернутся.

     Сережа почти поправился, когда у нас появилось прибавление семейства: когда я возвращалась из магазина то накнулась на коляску с двумя ребятишками, а рядом лежала их мама, убитая осколком снаряда. Я не могла оставить их замерзать и с большим трудом довезла коляску до дверей в склад и спустила её по пандусу. В комнате мы развернули ребятишек - это были мальчик и девочка, лет 2-х, может и больше, но очень худенькие и бледные. Мы растерли их спиртом, завернули в одеяльца прогретые на печке, дали им немного теплого бульона: мама Сережи была медсестрой и Сергей знал, что сразу много еды при длительном голодании давать нельзя. В коляске был хлеб, видно они уже шли домой, когда попали под обстрел, а еще была сумка с документами и мы узнали, что детей звали Оля и Коля и что им 31 декабря исполняется 2 года. А вот карточек не было так как был конец ноября и новые еще не давали, а старые мама их все отоварила. Денег тоже было мало, а у нас с Сергеем тоже было на двоих сто с мелочью. Да и нечего тогда на деньги купить было нельзя, мы это знали. Хлеб паек давали по карточкам, правда к празднику на детские карточки дали еще немного конфет - подушечки, но мы их уже давно съели. Но ведь у нас была глюкоза жикая и в порошке, а это тот же сахар как мы решили. А кроме того оставалось еще варение. И вообще в сарае при виварии, куда еще перед болезнью добрался Сережа, обнаружилось полмешка овса, правда пополам с сором, а в коробе картошка с 3-4 кило, 3 кочана капусты, 5 свекол, да моркови 2-3 кило, правда всё это было порядком проморожено, но после мытья с помощью щеточки и скобления ножом можно было класть в бульон, а если заправить его рыбьим жиром,крупой и травкой и посолить, то получался супчик за нос не оттянешь. А на наши голодные желудки и тем более. А на сладкое я варила густой кисель из крахмала и добавляла туда немного варения и много глюкозы. Хлеб у нас быстро кончился, но мы не голодали. И когда к нам с проверкой нагрянула комсомолка-активистка Вера она увидела не 4-х заморышей, а вполне нормальных детишек. Даже у Оли с Колей румянец появился и они начали улыбаться и сидели, а иногда даже пытались вставать. Оказывается в очереди женщины давно заметили, что Нюра не появляется и зная, что наши дома в развалинах поняли, что мы одни, но видя, что мы не качаемся от голода, а вполне крепенькие, тревогу не поднимали, а тут мы пропали и 2 недели не появляемся, вот и послали с проверкой Веру. Мы ей врать не стали и честно рассказали все, правда про склад утаили, объяснив, что продукты берем из запасов Нюры и из вивария. Вера попробовала наше варево, повздыхала, забрала все наши документы и велела ждать решения Совета. Да, кстати, она посоветовала нашить из косынок Нюры нам всем трусики. И посмеялась над нашим изобретением: из старого котелка мы смастерили горшок для малышей - клали на него картонку с дырой, а когда картон испачкается его мы сжигали. И вообще мы старались сжигать в печке всё, что горело, а жидкие отходы выливали частью в туалет, а частью Сергей выносил и выливал в уголке за воротами.

     Кроме продуктов в сарае были и дрова в поленицах - Нюра видать летом всё расколола и распилила, как знала. А на пожарный случай были еще какие-то ящики пустые и клетки. Так что мороз нам был не страшен, а холод в ту зиму стоял жуткий, прорубь замерзала за ночь. Сережа каждый день по полчаса долбил её ломом, мы выбрали самый тяжелый, и он на веревке вытягивал его на всю высоту парапета и резко отпускал, но лед был толстым и долбился плохо. Не знаю как бы доставали воду без его изобретения. Сережа вообще был силен на выдумку, он много чего придумал для нас. Снег он чистил танком: прикрепил широкую лопату к санкам и толкал ими сугроб. Получалась хорошая тропинка. Воду и нам и некоторым соседям возил в бидоне на санках, а потом, приделав к ней полозья и в коляске малышей. Так же он развозил им немного дров.

 

     Все бы было хорошо, но Вера не появлялась больше (мы потом узнал, что она попала под артобстрел, была тяжело ранена и долго лежала в больнице без сознания и все наши документы у нее забрали, но не знали что это за документы и живы ли мы), а тут прибижался Новый год и еще у Оли с Колей был День рожденья, а у нас не было для них никаких подарков, да и мы ведь были просто детьми, пусть рано повзровслевшими из-за Войны, но детьми и нам хотелось праздника, сладостей, подарков. А где их взять? Сережа решил идти на Блошиный рынок, он в очереди слышал, что там не смотря на голод и разруху мнегое можно купить, но не на деньги, а на ценности и водку. Ценностей у нас никаких не было, но был спирт, а еще соль и глюкоза, а это поценней всякого золота и бриллиантов - их ведь есть нельзя.

     Вот Сергей и решил идти и поменять спирт, соль и глюкозу на что-нибудь вкусненькое. Не знаю чем бы все это закончилось, но нам и тут повезло: когда Сергей брел через замерзший Город к рынку он встретил подругу его мамы тетю Клаву, она работала на кухне больницы где его мама работала пока была жива. Та знала о том, что их дом разбомбили и очень обрадовалась, что Сергей не погиб. Сережа рассказал ей о том, что у него есть бутылка спирта, немного аскорбинки, порошка горчицы, соли и глюкозы (мы наделали маленькие пакетики с ними), а еще несколько коробков спичек (их на складе был целый ящик). Тетя Клава не велела Сергею самому пытаться торговать, а сказала, что поможет ему и помогла, не обманула. Она привела Сережу на рынок и  посадив в уголке у буржуйки, это была такая печка, ушла куда-то. Через полчаса вернулась и вместо бутылки спирта, аскорбинки, порошка горчицы, соли, спичек и глюкозы принесла 2 плитки шоколада, банку сгущенки, мешочек сухарей и, о чудо, колечко копченой колбасы, маленькое, но мы так давно не ели ничего мясного. А потом сказала: "Больше не ходи на рынок, а если что еще есть на продажу приходи ко мне, ты знаешь где я живу. Иди быстрее домой и, смотри, будь осторожней."

     Так что у нас был веселый Новый Год! Я наварила супа, киселя, развела гущенку кипятком, наломала шоколад на мелкие кусочки и сухари с колбасой! Хорошо, что практичный Сережа не дал нам съесть все сразу, а спрятал большую часть сьестного на потом, а то бы мы слопали бы все сразу и заболели. Елки у нас не было, но мы зажгли все спиртовки и расставили везде где могли огарочки свечей. Не помню была ли в тот день воздушная тревога, но даже если и была мы на неё не обратили внимания - привыкли. А вот вкусная еда и огоньки это был праздник. Оля и Коля даже развеселились и пели с нами песенки и смеялись.

     Мы спали теперь так: я с ребятами на печке, а Сережа на топчане, он одевал поверх рубахи кофту и на ноги носки, благо у Нюры их было навязано целая дюжина пар всех размеров. Утром, когда я проснулась, я увидела, что Сергей принес со склада несколько бутылок с притертыми пробками и наливает в них разогретый мясопептонный бульон, я его варила целую кастрюлищу, а потом отливала в кастрюлю поменьше, добавляла туда разные травы и овощи и варила снова. На мой вопрос Сергей оъяснил, что он вместе с водой и дровами развезет по соседям и немного бульону, а также несколько пакетиков глюкозы и соли. Мы сыты, а они сидят на пайке хлеба и воде.

     Так мы стали помогать людям, но это была капля в море, многих мы в живых уже не заставали и Сережа горько плакал. Я его хорошо понимала, но что мы могли поделать - Война. Покойников мы с Сережей отвозили на санках к воротам Ботанического сад, их оттуда увозили на Пескаревское кладбище. О наших отцах мы ничего не знали, но твердо верили, что они живы.

     И вот уже в середине января с нами произошел вот такой случай: утром мы проснулись от того что кто-то скребся в ставню окна. Сережа оделся и вышел на улицу. Он быстро вернулся и принес какой то сверток - это был маленький ребенок в одеяле и платке. А там на улице осталась его мама, но она уже не могла идти. Я сунула ребенка к спящим Оле с Колей, оделась и выбежала за Сережей, который нес санки. Под нашим окном лежала женщина в тулупе, мы вдвоем втянули её на санки, дотащили их до дверей, спустили санки по пандусу, затем заволокли санки в комнату. Сережа расстелил прямо на полу тулуп повех положил перину и одеяло и мы буквально вывалили на них женщину. Печка была еще теплая и я спешно стала её растапливать, зато плита была горячая, так как мы её не гасили и подкладывали дрова, чтобы не выстудить комнату. А Сережа раздел женщину и стал растирать её пуховой варежкой, смочив её в теплом спирте. Я тоже самое проделала с ребенком. Это был мальчик наверное ему было год или больше, но он был такой худенький, одни кожа и кости, да и мама его была не толще. Потом мы завернули наших гостей в прогретые одеяла, маме предварительно одели на ноги носки с горчицей. Мальчика я положида на печку. Я согрела немного бульона, накормила Олю и Колю и приготовила в бутылочке немного жидкого расствора сгущенки для малыша. Соски у нас не было, но Сережа отрезал от резиновой перчатки палец, проколол его иголкой и я стала поить малыша молочком, давала буквально по капле, но часто, сосать он не мог, но глотал и его не вырвало. Сережа сказал, что это хорошо, значит еще не поздно. Сам он поил женщину бульоном прямо тоже чуть не по капельке. Её тоже не рвало и она глотала, хотя глаз не открывала.

     Когда мальчик заснул, я сменила Сережу, а он пошел развозить воду, дрова и суп по соседям, а  потом наносил и нам воду. А я поила нашу гостью и изредка давала немного молока ребенку, за которым присматривали на печи Оля с Колей. Сережа вернулся и сменил меня. А я принялась за свои обычные дела: умыла Олю с Колей, сварила супчик и кисель, только на этот раз сварила очень жидкий кисель и супчик не очень густой. Молока было целый стакан, так как я сделала жидкий раствор, малышу хватит на день, потом ему можно давать жидкий сладкий кисель и разведенный водой бульон. Маме тоже самое. Я постирала её белье и платье, а также пеленки малыша, завернув его в простынку и смастерив подгузник из марли. Малыш уже несколько раз пописал, но стула у него не было. А тут пришла в себя его мама. Но она была так слаба, что с трудом проборматала: "Дошла." - И заснула. Мы провозились с гостями целых 3 дня пока она пришла в себя настолько, что смогла рассказать свою историю. Её звали как и меня Наташей и она жила в трех домах от Института, но за водой ходила почему-то на другую прорубь и поэтому мы её раньше не видели, но она видела нас несколько раз в очереди за хлебом, где её тоже пропускали без очереди, так как она была с малышом. Ей не с кем было его оставить - все соседи её умерли от голода. А она не эвакуировалась так как муж её воевал под Ленинградом и вначале иногда приходил домой и приносил им немного еды, но с конца прошлого года его не было. Она не знает жив ли он. Хлеба им не хватало, молоко у нее пропало еще в сентябре и она кормила малыша размоченным хлебом и водой. Мальчика звали Петей и ему было уже полтора года. Документы у неё были в сумке, но наверно она её потеряла. Она с отчаянья решила идти к нам так как ей говорили, что у нас есть еда и дрова, а у неё все кончилось, так как она не могла даже пойти за карточками, сил у неё не осталось. Как она добралась до нас она не помнит. Все это она рассказывала в несколько приемов, потому что засыпала часто, но мы будили её и кормили и поили сладким киселем. Сережа сходил к ней домой и принес её сумку с документами, оказывается она просто оставила их на кровати. Он даже оставил записку для мужа тети Наташи.

     Прошло несколько дней. Тетя Наташа и Петенька понемногу стали поправляться, то есть  не спали целый день и уже ели сами, правда мы давали им только жидкий супчик и сладкий жидкий кисель, да немного размоченных сухарей. Они уже могли сидеть и даже пытались вставать, но мы им не разрешали.  

     Первую ночь тетя Наташа спала на полу, но потом Сережа снял со шкафа узкую створку, положил её на два, придвинутых к кушетке стула, перину мы расстелили пошире, а сбоку у стены положили еще новый неношенный тулуп Нюры (она его не носила так как он ей был велик и это не смотря на то, что она была не маленькой 1 м 70 см), сверху постелили  простыню и получилась широкая постель, на которой мы спали втроём - тетя Наташа, я и Петенка в середке. Укрывались мы все одним одеялом, благо оно было широкое. Сережа с близнецами спал на печке, они тоже все втроем укрывались одним одеялом. Одеял и перин у Нюры было только по двое, а вот подушек целых пять, да еще думочка. 

     Дел у нас было невпроворот: печку топить и плиту тоже, дрова из сарая носить, воду из Карповки, обед варить и разносить гостинцы нашим подопечным. А еще чистить снег, а его в тот год выпадало не мало. На обед у нас был суп из мясопептонного бульона с добавкой промытого и очищенного овса из сарая, другая крупа кончилась, каша из той же крупы, на сладкое кисель из крахмала, в который я капала спиртовый раствор йода, кисель синел и носил гордое название черничного, но с глюкозой и присыпанный аскорбинкой был очень даже ничего. Для Пети мы выменяли у Клавы 3 банки сгущенки на 2 бутылки спирта и 5 пачек цветочного мыла, а еще Клава дала Сереже 5 пачек яичного порошка, оказывается по Дороге Жизни в Ленинград доставили продукты из Америки. На пачках была надпись на английском, мы его не знали, но готовили просто: размолов немного порошка в ступке, благо на складе их было много, заваривали порошок кипятком, солили добавляли рыбьего жира и ели. Было вполне сьедобно. Соль мы брали из ящика, это была соль для посыпания льда, но она была чистая, только не молотая, но мы растирали её в ступке. Петенька у нас уже сам из кружки пил разведенную сгущенку. Она была без сахара и я сластила её глюкозой. А еще он пил кисель, я ему варила пожиже, бульон он тоже пил немножко, тот что был еще без крупы. На десерт у нас была чайная ложка аскорбинки с глюкозой и по две горошины поливитаминов, я нашла на складе 10 флаконов.

     Посуды Нюры нам, конечно, не хватило, но на складе было много разной химической посуды: стаканов мерных от 10 гр до 3-х литров, ступок, плоских как миски и как стаканы, тоже разных размеров, а уж колб, колбочек, чашек Петри, реторт и прочей посуды - целые ящики. Были  банки и бутыли с притертыми пробками всех размеров, пробирки и ампулы. Мы принесли несколько ступ в виде мисок среднего размера для тарелок, а одну самую большую приспособили как горшок для тети Наташи, она пока не могла ходить. Кружки Нюры мы отдали малышам, так как у них были ручки, а себе взяли стаканы на 200 мл. Ложек, славо Богу у Нюры была дюжина и чайных и больших, вилок, правда, не было, но нам они были и не нужны, ножей было 2 - большой и поменьше, Сережа наточил их на бруске. Стол Сережа разломал и сжег, так как с ним стало тесно из-за расширенной постели, а вместо него мы притащили со склада тумбу, на которой раньше писали на складе разные документы. Тумба была удобная с ящичком для ложек и ножей и большим отделением на 2 полки для посуды. На ней я готовила еду и мы с Сережей ели, вместо стульев Сережа принес ящики со склада и положил на них 2 ватника. Стирала я тоже на ящике в большом тазу, в нем же и купала ребятишек. А когда ящик и таз были не нужны я их под топчан задвигала. Ребятишки и тетя Наташа ели на топчане, увеличенного дверцей. Тетя Наташа пока могла только сидеть в постели, да и то опершись на стенку. Сережа смастерил им из ящика поменьше столик, вырезав в его боковинах прорези для ног, я постелила  на него клеёнку и есть было удобно. Столик ставили прямо на постель и все вчетвером за ним умещались. После всех этих перемен в комнате Нюры стало попросторней. 

     Мы с Сережей пользовались туалетом, благо одна из стенок его примыкала к печке и туалет был теплым. Там же была раковина, но вода из крана если и лилась, то была ржавой и годилась только на хозяйственные нужды, для питья и готовки мы пользовались водой из Карповки после кипячения, а при нужде, когда был снегопад или другая непогода, топили снег. Сережа остриг нас всех коротко, не очень красиво, но зато голову мыть легче. Купались мы над тем же тазом, а умывались над тазиком поменьше, в нем же я и посуду мыла. Чай из трав Нюры я заваривала прямо в чайнике и мы пили чай сколько хотели. Травы я давно все смешала в одном мешочке и брала из него по горсточке. Только лавровый лист клала в суп, его я оставила отдельно.

    Тетя  Наташа помогать мне в хозяйстве не могла, но зато она брала себе всех ребятишек и занималась с ними, читала им, рассказывала сказки, днем они с ней и спали. А еще она сшила ребятишкам из разорвавшейся простыни рубашечки и трусики, наделала косыночек из марли.

     Тетя Наташа умела вязать, а у Нюры было немного шерсти в клубках, да мы распустили пару прохудившихся носок, и она связала нашим ребятам носочки и варежки. Теперь, одев на них их пальто и штанишки, закутав в кофты и платки, на ножки валеночки с носками, мы ненадолго выносили их на улицу, Сережа катал их на санках вдоль Карповки 5 метров туда и обратно. Все же они дышали хоть немного свежим воздухом, а то мы не проветривали комнату чтобы не выстудить. Дрова те, что были в подвале уже кончились, а так же уголь со стружками. Мы разрубили и разломали все ящики и коробки со складов, разломали и лари, остались только с песком и солью. Даже пожарный щит сожгли. Дрова Сережа теперь носил из поленицы в сарае, но поленица была высокая, дрова смерзлись и приходилось пускать в ход лом и была опасность попасть под обвалившиеся поленья. Но пока все обходилось. Ящики и клетки из сарая мы тоже все сожгли. Конечно, если бы мы не носили дрова соседям, так быстро дрова бы не кончились, но Сережа и слышать не хотел мои робкие возражения.

     Так мы и прожили до конца февраля, когда к нам пришёл муж тети Наташи, дядя Володя. Оказывается он лежал, тяжело раненный, в госпитале, еще с конца прошлого года, и только вчера его выписали и он сразу побежал домой, к жене. Он нашел Сережину записку, но ночью идти к нам он не решился из-за патруля (ночью в Городе по городу ходил патруль) и пришёл сегодня. Он был очень рад, что его родные живы. Он помог Сереже натаскать дров из сарая, принес остатки овса. Наносил воду в котел, прочистил пошире дорожки. Еды на этот раз он принес немного:  горсточку сухарей, 3 пачки яичного порошка и сахара немного. Но вот радости он принес много. Тетя Наташа даже встала и впервые вышла на улицу, провожать мужа. И вообще, после посещения мужа, она быстро пошла на поправку, но только очень уставала и задыхалась. Сережа сказал, что у нее малокровие и, что ей надо принимать препараты железа, да и нам всем они не помешают. Мы пошли на склад за лекарствами. Там было много всяких препаратов в ящичках с надписью, да только надписи были на латыни. Сережа знал от мамы его немного и мы нашли железо восстановленное в капсулах, глицерофосфат железа в таблетках  и лактат железа в пилюлях. Взяли все это и решили, что мы будем принимать пилюли по одной, а тетя Наташа все препараты по одной порции после еды. А еще мы нашли гемостимулин в порошке - в отдельных пакетиках каждая доза, и тоже решили пить его. Детям мы все же догадались давать четверть дозы. Не знаю, помогло ли наше лечение или хорошее питание и свежий воздух, но уже к концу марта ребятишки бегали по набережной Карповки сами, правда, бысро уставали, но мы и не давали им гулять подолгу. Тетя Наташа тоже стала ненадолго выходить на улицу, она даже пыталась ходить за водой, но Сережа ей не разрешал. Он вообще вел себя как взрослый мужчина и не давал нам заниматься никакой тяжелой работой, а ведь ему только 15 марта исполнилось 12 лет, то есть он был старше меня всего на 3 месяца. Но видно у войны свой счет годов.

      А в начале апреля мы впервые за всю блокаду услыхали как пошли трамваи. Ох, какая это была радость! Город жил! А значит враг нас не сломил! Мы с удвоенной силой чистили набережную от слежавшегося снега и некоторые из соседей, кто покрепче, помогали нам. А потом пришла выздоровевшая Вера. Она очень удивилась прибавлению нашего семейства, но, наверное, была рада, что мы не одни и что с нами взрослая женщина. Она и не догадывалась, что главным у нас был Сережа.

      Ну а потом была весна!  И мы всей семьей сажали во дворе семена, выданные нам, и картофельные глазки. Копать нам помог немного дядя Володя, который с другом пришёл на побывку в конце мая, на сутки. Так что у нас были овощи и зелень, да и пайки стали больше, а на детские карточки давали яичный порошок и сухое молоко. Карточки нам всем выдали блгодаря Вере. Лето прошло, а осенью, в конце ноября нас всех по Дороге Жизни вывезли из Ленинграда и распредилили кого куда: меня в Ташкент, в детдом № 4, где уже после Войны меня и нашел мой отец. Ему помогла Вера - у неё были данные на нас всех. О судьбе тети Наташи и близницов я знаю только, что она и Петя выжили и она усыновила Олю с Колей, но в Ленинград не вернулась. Сережу после Войны тоже нашёл отец и он вернулся в Ленинград. Мы с отцом, тоже вернулись в Ленинград, где ему дали квартиру и он снова работал в Институте. Я выросла и стала врачем. Но мне часто снится замерзший Город, бомбежка, обстрелы и груды замерзших трупов у ворот Ботанического сада. 

                

                Эпилог

         Закончив воспоминания Натальи Юрьевны, я хочу рассказать Вам немного о нашем знакомстве. Как я уже писала в Прологе, я познакомилась с ней когда мне было 20 лет, но слышала от неё эту историю только однажды и больше не решалась к ней возвращаться. Она очень горько тогда плакала и я боялась расспрашивать её. Я даже не знаю о каком Институте она рассказывала, скорее всего это был Химико-фармацевтический институт, что рассположен доме № 14 Большого проспекта Петроградского района, или НИИ детских инфекций в доме № 9, там же. Они рассположены на берегу реки Карповки, недалеко от Ботанического сада. Но наверное, это не столь уж важно о каком учреждении идет речь и где оно рассположено. Главное не в этом, а в том, что Ленинград высстоял и ленинградцы с ним. У Натальи Юрьевны я виделаа медаль "За оборону Ленинграда", не знаю всем ли блокадникам её давали, или только особо отличившимся. Кстати, до самой смерти Наталья Юрьевна упорно называла свой город Ленинградом и в адресе так и писала. И я писала: Ленинград. И доходило.

     Я до сих пор не могу понять зачем людям не живется мирно, зачем они воюют. Конечно, если на тебя нападают, ты должен защищатся, но о чем думал Гитлер развязывая Мировую Войну? Что немцам их земли было мало? Или делать им больше нечего было? Ведь и их ребятишки как и герои этой повести, оставались без крова и их родители тоже гибли под развалинами разбомбленных англичанами и американцами домов. Неужели ради прихоти одних, должны страдать другие: дети, старики, женщины? Кому это надо? И ведь вся История Человечества заполнена Войнами, захватом чужих земель и убийствами. Неужели нельзя было жить в мире и согласии. Вот и сейчас где-то рвутся бомбы и гибнут мирные люди. А ради чего? Неужели нельзя разрешить все конфликты мирно, путем переговоров?

    Мне вообще кажется, что честно зароботанная еда слаще и вкуснее украденной или отобранной. А если у меня нет чего-то, что есть у других, то это совсем не значит, что я должна отнять или украсть это. Не правда ли? Или я просто отсталая старая Дура? Но я лучше с голода умру, но не отниму еду у другого. Не смогу просто. Не так меня воспитали.

Опубликовано 30.10.2018 в 09:13
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Idea by Nick Gripishin (rus)
Юридическая информация
Условия размещения рекламы
Поделиться: