Москва, 11 апреля.
По учёбе сегодня сделали выходной. Вообще точно установленного выходного нет. В нашей группе 33 человека. Оказалось большинство новых.
Вчера, когда меня не было дома, приходила Шура. Встретилась мне на лестнице. Обещала сегодня прийти. Её нет. Галка куда-то уехала. Решил позвать Шуру в кино, но она занялась с матерью стиркой. Говорит, что некогда. Обещала прийти в первый свободный мой вечер.
Я — дома. Душно. Папа с Чулицким пьяные, выпивают, уже нализались. От папиросного дыма — серо. Воздух напитан водкой. От самовнушения (непринуждённого, незаметного) мне даже запах водки противен, но не от брезгливости. Чешут языками. Константин Михайлович всех и всё ругает. Называет идиотами, баранами, вдобавок, дословно говорит: «…если б я изобрёл способ уничтожить всё человечество, я бы уничтожил всё человечество, я бы тогда знал, что хоть что-то сделал для природы. Человечество ниже животного. Большой плюс для природы будет уничтожение всего человечества». Такова философия К. М. Чулицкого, враждебного (но безвредного) нам человека, такова философия анархиста-индивидуалиста.
Мне нравится Шура. Но когда будет то, чего я искал? Мне становится скучно в свободное время, почему-то хочется любить; чувствуется какая-то пустота, чего-то не хватает. Не хватает любви. Я давно не был влюблён. Помню последний случай. Это было перед весной 1929 года. Целых три года назад! Я был влюблён в Надьку Черкасову. С чего — не знаю. Она часто бывала у нас. Однажды, играя во «флирт цветов», я послал ей это признание. Вечером, когда Галка её провожала, Надя написала ответ. Галка передала. Это была бумажка от «прозрачной» конфеты, помятая, и написано два слова: «Я тоже». «Н. Ч.». Это было ребячество. И после этого я до сих пор этого не чувствовал. Почему? Я чувствую (и хочу), что мне надо влюбиться. Смешно, но это так!
Заканчиваю писать. Уже одиннадцатый час ночи. Дома никого. Мигает электрическая лампа. Что-то со станцией. Скука!
Свободное копирование
