Дневниковые записи Михаила Субботы - 334

Тарасовка, 3 ноября. 
Поехал в Тарасовку. Главные цели: привезти проволоки для радиоантенны (антенну спёрли маляры) и кое-какие вещи. И вторая цель — разузнать поведение муравьёв в «муравьином городе» и вообще узнать численность видов насекомых, которые находятся в бодрствующем состоянии. Пошёл в лес. В лесу снега мало и он лежит местами. Земля подмёрзла, но лишь на несколько сантиметров. За всю дорогу не видел и одного насекомого. Всего один раз крикнула синица. Только высоко в воздухе пролетают галки и вороны. 
    
Подошёл к муравейникам. Два больших муравейника оказались наполовину разрытыми. Разрыл или натуралист, или же какой-нибудь чудак, который отыскивал для чего-нибудь «муравьиные яйца», куколки (идут на корм птицам). Так как муравейник уже разрыт, решил поковыряться в нём. Сверху муравейника мёрзлая корка около 1 сантиметра, далее идёт мокрый слой около 5-8 сантиметров, ниже — сухая хвоя. Между сухой хвоей и мокрым слоем неожиданно нашёл куколку жука. Куколка чёрного цвета неровной формы, скорее, это оболочка куколки. Внутри же оболочки находилась желтовато-белая жирная личинка. Может быть, это только её зимнее убежище? Немного глубже нашёл ещё около десяти жирных личинок жуков.
     
Докапываясь рукой до земли, нашёл убежище муравьёв!  Оно было в рыхлой земле у корней, где проделаны ходы вглубь земли. Сюда перебрались все зимовщики, так как в верхнем слое я не встретил ни одного, даже мёртвого, муравья. Найденные муравьи сидели кучками, колониями. Вялы от холода, но всё же стараются защищаться. Набрал для изучения немного этих насекомых и личинок жуков.
    
Надобно записать, что в нашей избушке в Тарасовке Эразм Самуилович поселил какого-то своего старого друга или знакомого по фамилии Ляпустин. Его я никогда не видел, и предполагал, что это молодой человек лет 30-ти, не больше. Но вот что оказалось. Когда я приехал в Тарасовку, нашёл ключ в условном месте, и зашёл в избушку. Хозяин (Ляпустин) вчера утром уехал в Москву и не ночевал. Это доказывают следы, ведущие от избы к дороге на станцию, следы на снегу. Обратно следов нет. Эти следы покрыты мелким снежком, а снег был только вчера вечером, следовательно, он ушёл из дому до 4-х часов дня ещё вчера. Кроме того, печка не топлена, но всё же воздух в помещение ещё не настолько стал холоден, как на улице. 

Ляпустин сделал вокруг избы завалинку, внёс все доски в переднюю избы, выкопал корни георгин, и приготовил у избы хворост. В избе сушит дрова. Значит, парень хозяйственный и знаком с сельскими работами. Он деревенский житель: постель его — только тюфяк и барахло. Под кроватью — два сундучка, которые можно встретить только у крестьян, на вокзалах, и у сезонников. На столе у кровати лежат сельскохозяйственные журналы и книжонки. Значит, Ляпустин грамотен. Книжка с раскрашенными картинками — об известном садоводе Мичурине. Рядом — тетради. В одной тетради я нашёл черновик письма. Письмо к Мичурину. Из письма видно, что Ляпустин работал (или работает) в селекционной станции им. Мичурина и пишет какую-то просьбу. Его за что-то лишили голоса, но теперь восстановили. Из книжонки узнал: год рождения у него — 1877, т. е. ему уже 54 года, он из Тамбовской губернии. Ляпустин полопал все наши сухари. Вообще не стесняется.
     
Я слазил на чердак за осиным гнездом, самым большим, ширина которого 18 сантиметров, а высота — 13. Собрал всё, что нужно было, и пошёл на станцию. Поехал в Москву.

Вечером я отправился к Кадомцевым на Сущёвский проводить штепсель. Кое-что  сделал и пошёл к Ире. Володька, брат Иры, лёг спать, так что проводить электричество нельзя (9 часов вечера). Поговорили, позвал Иру к Петьке. Она с охотой согласилась, и мы пошли. Я, вообще-то, думал с ней пройтись, а Петька был только предлогом. Но сначала пошли к Петьке. Открыла мать, сказала, что «Петечка выздоровел, но не выходит гулять», предложила снять пальто, чтобы войти на минутку в комнату Пети. Он сидел на кровати одетый, в полуваленках и обвязанный покрывалом. К кровати был подвинут боком стол, заваленный книгами и едой. Стояла пиала с маслом, миска с виноградом и яблоками, лежали белые сдобные булки. Петечка сидел в кругу этой еды и уплетал за обе щёки кусок булки со сливочным маслом. Он ещё больше разжирел во время месячной болезни, но мамаша его всё охает, что Петечка худеет, что ему совершенно нечего есть. Он всё ещё собирается ходить на курсы.

Поболтали обо всём. Ира насупилась и стала поглаживать одной рукой свои красиво выступающие груди, чтобы обратить внимание Петьки. Потом капризным голосом сказала ему, чтобы он приходил к ней, когда выздоровеет. И мы пошли обратно.
     
Ира с Петухом знакома с 1925 года, немного раньше, чем приехали мы в Москву. Она с ним играла во все игры, комнаты их были всё время рядом, и всё время они бывали друг у друга. В общем, привыкли. С 1929 года Петька стал меньше обращать на неё внимания. В прошлом же году, ещё на старой квартире, Ира вдруг возгордилась, не стала ходить к Петьке и выслеживать его. Теперь же они опять подружились. Петька ходит играть к Ире в карты и т. д. Ира же к Петьке одна ходить стесняется. Но всё же при всяком удобном случае, но не в присутствии его, она смеётся над ним. В Пете хорошего только одно: он довольно неплохо умеет рассказывать, но лишь на темы его возраста.
     
Когда мы с Ирой вышли во двор, я пригласил её прогуляться. Но она отказалась, несмотря на уговоры, ссылаясь на уроки. Почему она не пошла? С первого раза ничего не делается. До этого один на один я с ней никогда не бывал.