За обедом мама сказала. Нужно зарезать петуха, а я не знаю, кого просить. Бабушка в таких случаях искала резника. Нельзя было допустить, чтобы птица мучилась. Резник резал птицу виртуозно. Я видел это, когда еще ездил на дачу с бабушкой. Он клал петуха себе на колени, выщипывал аккуратно ему пух на горле, ловким движением острого ножа надрезал горло, и из какого-то крупного кровеносного сосуда, который он перерезал стекала кровь. Петух постепенно слабел и затихал.
Мама никогда не искала резника. Она уважала бабушкины требования, не задумываясь над тем, что это были не бабушкины, а общееврейские правила. Если петуха резал не резник, мясо становилось некошерным, а некошерное есть было евреям нельзя. Мама просто искала человека, который бы отрубил петуху голову. Я это знал и предложил свои услуги.
Я никогда в жизни не рубил голову петуху, я думал, что это очень просто: «Чик – и все!!
После обеда я взял хозяйский топор и проверил его. Он был достаточно острым, как мне показалось.
Во дворе стоял чурбак, на котором кололи дрова. Дрова я тоже умел колоть.
Я думал, что отрубить у петуха голову так же просто, как колоть дрова.
У петуха были связаны ноги. Когда я взял его за ноги, он не сопротивлялся. Левой рукой я положил его голову его голову на чурбак, и он послушно лежал на чурбаке, прикрыв пленкой глаза. Я посмотрел на него, и мне стало его жалко.
– Он же живой, – подумал я, – а я сейчас лишу его жизни.
Потом подумал о том, что надо отрубить только голову, чтобы сохранить шею, в кожицу шейки бабушка набивала что-то вкусное.
Я взметнул топор и опустил его на голову бедного петуха. Уже опуская топор, я увидел, что отрубаю только верхнюю часть головы – с гребешком, глазами и клювом, а нижняя часть остается с другой стороны лезвия топора. В тот же миг петух с силой взметнулся и вырвался из моей левой руки, которая должна была крепко держать его ноги. От испуга я не удержал их, и петух без головы, глаз и клюва взлетел на забор, окатив меня струей крови, и закукарекал. Он постоял немного на заборе, а потом свалился вниз.
Я стоял, глядя на эту страшную картину, и мне было безмерно стыдно. Стыдно перед петухом. За то, что я причинил ему такие страдания. Стыдно перед собой за то, что натворил.
Прошло много лет, и даже сегодня, если я в чем-то не уверен, я признаюсь в этом сразу. Чтобы не было стыдно, если получится плохо.
Свободное копирование
