На втором курсе МГИМО, в дополнение к стандартной лингвистической подготовке, которая включала не только общий языковой курс, но уже и политперевод, нам предложили дополнительную языковую подготовку по специальной программе спортивных гидов-переводчиков Оргкомитета Олимпиады-80. Лично я согласился, не задумываясь, хотя это было связано с лишними шестью часами в неделю (три дня по два часа) в довольно позднее и неудобное время. Кстати, за небольшую дополнительную плату к стипендии.
Это была песня! В тот период французским языком, в разных видах и в общей сложности, я занимался ежедневно по 8-10 часов в день, включая самостоятельную подготовку. И учитывая чтение французской художественной литературы в оригинале за 4 часа ежедневной дороги на общественном транспорте из подмосковного Зеленограда, с сорок первого километра Ленинградского шоссе, на другой конец Москвы, на крайний юго-запад, в места обитания главного героя «Иронии судьбы» и обратно.
За учебный год дополнительно к институтской программе я прочёл почти всего Дюма. Занялся Гюго, Мольером, Мопассаном, Базэном, Арагоном, Триолэ, Мартэн дю Гаром и др. Начал регулярно почитывать французские газеты и журналы. Даже коммунистическая «Люманитэ» по сравнению с газетой «Правда» была источником свежих и относительно нецензурированных сведений с другой стороны «железного занавеса», который, благодаря разрядке международной напряжённости, и так становился всё более довольно прозрачным, хотя андроповский КГБ активно глушил «вражеские голоса», вещавшие на нашу страну на русском языке и на наречиях народов СССР из-за рубежа.
Сейчас, 35 лет спустя, вспоминая то время, я сам уже не могу поверить, как тогда мне физически удавалось поднять такой массив информации, переварить его, освоить. И это – только по одному, в общем непрофильному предмету, не считая всех остальных специальных предметов в рамках прямой будущей профессии экономиста-международника, а также общественных нагрузок и житейских радостей обычного студенческого молодого существования.
К концу второго курса мой реальный уровень владения языком сравнялся с теми тремя-четырьмя приятелями, которые не просто заканчивали до поступления в МГИМО известные московские французские спецшколы, но и жили раньше с родителями в Париже, учились в настоящих французских школах и лицеях, владели не только стандартным академическим языком, но и его разговорными формами, школьным жаргоном, уличным арго. Я стал физически ощущать себя франкофоном, мыслить на французском языке, видеть сны по-французски.
Спортсмены олимпийского резерва по всему миру готовились к соревнованиям, а я заканчивал свою собственную усиленную предолимпийскую лингвистическую, культурную и страноведческую подготовку. К началу Московской Олимпиады-80 я ощущал себя скороваркой, в которую два года постоянно что-то добавляли и сильно разогревали. Знания, навыки и умения сдерживать в себе больше не было сил. Нужно было выпускать лингвистический пар. Срочно требовалась практика.
Но студентам МГИМО было запрещено иметь несанкционированные контакты с иностранцами. А на меня, жителя секретного центра советской электроники – Зеленограда, распространялись ещё и дополнительные ограничения по охране секретов, которых я не знал, но мог знать, с точки зрения наших бдительных чекистов. Спасти могла только официальная работа гидом-переводчиком на Олимпиаде с прямым и непосредственным контактом с живыми и настоящими французами и франкофонами. Срочно! Терпеть больше было невозможно!
