авторов

1427
 

событий

194062
Регистрация Забыли пароль?
Мемуарист » Авторы » Refat_Appazov » Симферополь родной и чужой - 6

Симферополь родной и чужой - 6

31.08.1920
Симферополь, Крым, Россия

Всё это пронеслось в памяти, пока я шёл по Севастопольской к улице Субхи. А вот и она. Поворачиваю налево и прохожу не более сотни метров. Вот двор, где жил мой самый младший дядя - Асан с женой и двумя сыновьями. В небольшом чистом дворике было не менее пяти или шести отдельных флигельков, в дальнем конце - колодец. Память мне не изменила - всё узнаваемо. Но, боже мой, что это за грязь, что за запахи? Один угол двора завален полуразвалившимися бочками то ли из-под селёдки, то ли из-под солёных огурцов, в другом углу железные бочки и битые ящики. Колодец развален и забит. Пришлось пройти мимо дворовой уборной (туалетом назвать это заведение не поворачивается язык). Неудобно описывать то, что было видно через перекосившиеся, все в сплошных щелях двери. Я был всем увиденным поражён. Даже забыл, что собирался фотографировать. С тяжёлым сердцем я вышел со двора и пошёл дальше по направлению к нашей Краснознамённой улице. Неожиданно я очутился у здания кинотеатра "Субхи", а это означало, что поворот к нашей улице я уже прошёл. Как же я мог пропустить? Вернулся чуть назад и с большим удивлением
обнаружил совсем узенькую, но ту самую улицу. Мне раньше она казалась более значительной, ведь сколько событий детских лет она вмещала в себе, и вдруг такая незаметная! Тут мы катали с помощью особым образом выгнутых водил железные колёсики и большие обручи (копчек), играли в перегонки и прятки, катались, если выпадал снег, на самодельных деревянных коньках, прикреплённых к одной ноге, собирали с деревьев шелковицу и ели, играли в различные игры с мячом, расшибали монетки, играли в челика (нечто подобное русской лапте), в ашык - кости, остающиеся от коленных суставов овец, и во многие другие игры. Всё вмещала в себе эта улица. Изредка на ней даже появлялся автомобиль, глазеть на который высыпали все жильцы. Женщины ахали и охали, а мальчишки пытались дотронуться до отлакированных поверхностей или пыльных колёс. На нашей улице чуть выше по левую сторону была даже мечеть с большим абрикосовым деревом во дворе. С соседнего двора мы взбирались на стенку и срывали зелёные абрикосы. А сколько знаменитых людей здесь проживало! Тут был дом известного на весь Симферополь парикмахера, рядом с ним жил один грек,
фамилию которого я не помню; про него говорили, что он может за один присест съесть сто чебуреков. Недалеко от нашей улицы жил янтыкчи Мевлюд, выпекавший такие пироги с мясом, подобных которым не было во всём городе. С утра эти горячие пироги разносили по домам, тут же на длинных досках, укрытых полотенцами, разносили и пите - лепёшки, заменяющие хлеб, а в больших корзинах - только что выпеченные бублики с маком. Жили тут и крупные торговцы фруктами и овощами - предприниматели, которых уважительно называли Челеби. Вот какая была наша улица! А я пропустил её, не заметив.
        Я решил сначала подняться до мечети, а затем, спускаясь обратно, сделать интересующие меня снимки. Когда подошел примерно к тому месту, где, по моим представлениям, должна была находиться мечеть, там её не обнаружил. По внешнему виду за этим забором мог находиться либо склад, либо мастерские. Двери были заперты, постучать я не решился и, постояв немного, прошёл дальше.
        Во дворе, расположенном рядом, жил мой двоюродный брат Мидат. В нём было около десяти отдельных строений. Вход во двор был открыт, я зашёл и всё нашёл примерно в том же виде, вплоть до колодца и красивого кустарника с крупными длинными тёмно-зелёными листьями с очень неприятным запахом. Одно только строение сильно обветшало, окна были забиты где фанерой, а где и заткнуты просто тряпками. Мне даже стало приятно после увиденного недавно двора. Во дворе не было ни одного человека, и он производил вид покинутого. Я подошёл к отдельно стоящему флигельку из трёх комнат с пристроенной рядом кухонькой, вспоминая, как много времени я здесь провёл со своими сверстниками. Это была квартира семьи Мидата. Мидат был для меня вроде родного брата, ведь после смерти своего отца, прожив в Симферополе около двух-трёх лет, он с матерью приехал к нам в Ялту, и две семьи жили в одной нашей ялтинской комнате до самой войны. Мать Мидата выдали замуж за очень милого, порядочного, мягкого и спокойного по характеру человека, о котором я уже упоминал - это Умер Ягьяев или Левинсон Умер. Он был на 18 лет старше своей жены. В
своей жене и сыне души не чаял. Кроме семьи и своей работы для него ничего на свете не существовало. Мидат у него в буквальном смысле слова сидел на голове. Мы все очень любили Умера-эниште. К сожалению, его судьба оказалась печальной. В расцвете сил и здоровья, ранее ничем не болевший, не приверженный к так называемым вредным привычкам человек в возрасте 48 лет, он в течение буквально одного-двух дней скончался от мощного кровоизлияния в мозг. Причиной, как говорили все наши родственники, послужила крайняя озабоченность положением семьи в случае закрытия своей торговли. Как раз в предшествующие его болезни дни дело подошло к ликвидации его бакалейного магазина из-за непомерных налогов, и он мучительно искал выход из создавшегося положения.
        Сделав несколько снимков, я ещё раз оглядел всё вокруг и вышел со двора. Дальше по пути был дом алай, который я считал своим вторым домом. Когда родители уехали в Гурзуф, я оставался с алай в этом доме. Здесь же для нас, троих двоюродных братьев, был устроен суннеттой - обряд обрезания с приглашением изрядного количества гостей, преподнесением подарков, поздравлениями и т. д. С этого двора понесли на кладбище мужа алай, которого я очень любил. Звали его Абильтаир Ислямов, а для меня он был эниште-бабай . Это был красивый, очень волевой и энергичный мужчина. Ему принадлежали четыре или пять домов на этой улице, он был владельцем кофейни в Симферополе, имел ещё какое-то дело в торговле, а заодно бесплатно лечил больных, пораженных лишаём, незаживающими язвами и ранами. Для этого он собственноручно готовил мазь - кок-даре, в состав которой входило небольшое количество ртути. Я слышал, что лечил он хорошо, так как к нему приезжали из самых отдалённых уголков Крыма за помощью. Любил охоту и держал несколько охотничьих собак. Беспрерывно курил, заворачивая в тонкую папиросную бумагу табак, который сам
готовил из нескольких сортов лучших крымских табаков. Я наблюдал за процессом резки этого табака, смешивания и складывания в коробки. Аромат при этом по всему дому распространялся совершенно необыкновенный.
        Вот этот широкомасштабный, может быть, несколько необузданный человек вынужден был по мере удушения НЭПа постепенно отдать все свои дома, закрыть кофейню и остаться почти без ничего. Алай даже завела корову Маньку, чтобы как-то прокормить семью. Эниште-бабай купил машину для очистки шерсти, наладил ручное производство войлока. Внутренние стороны его рук по локти были в ранах от катания войлока. Когда пришлось прикрыть и это занятие, он от безысходности и отчаянья покончил с собой, выпив концентрированной серной кислоты, запас которой у него всегда имелся, поскольку она применялась в производстве войлока. Я помню, какие он муки испытывал, когда привели меня по его воле к нему, ещё живому, чтобы проститься. Через два дня его не стало. Я помнил, где находилась его могила, и хотел обязательно её найти.
        Вспоминая всё это, я подходил к дому алай. Ещё издали я заметил у ворот дома несколько человек и перешёл на другую сторону улицы, откуда и обзор был бы лучше для снимка. Пока я медленно подходил, у ворот уже собралось пять или шесть человек: кто сидел на корточках, кто на низеньких табуреточках, а кто-то просто стоял. Пока подбирал экспозицию и точку съёмки, прошло несколько минут. Я прицелился и щёлкнул раз-другой. В это время люди заметили меня, заволновались, начали друг друга натравливать: "Что это за тип? Что он здесь делает? Зачем он фотографирует? Это, наверно, американский шпион, хочет для газеты заснять". От группы отделились два наиболее рьяных "патриота", которые, конечно же, оказались в подпитии, и подошли ко мне. Ну, и начался дурацкий разговор. Один из них даже чуть не выхватил у меня фотоаппарат. Лезть в драку мне в моём положении было очень не выгодно. Продолжая с ними ругаться, я пригрозил им милицией, а сам, отбиваясь, постепенно отступал. Я подумал, что убежать от них всегда смогу, и когда почувствовал, что сильно закипаю, грубо послал их подальше, употребив крепкие слова, в
которых, надо думать, они понимали толк, повернулся спиной к ним и стал быстро уходить. К моему удивлению, они меня не преследовали, а, постояв некоторое время в нерешительности, лениво двинулись к своим.

Опубликовано 20.03.2015 в 19:56
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Idea by Nick Gripishin (rus)
Юридическая информация
Условия размещения рекламы
Поделиться: