|
|
01.01.1928
Одесса, Украинская ССР, СССР Моя мама пошла в парикмахерскую. Это событие, которое совершалось не чаще одного раза в пятилетку, всегда предвещало что-то хорошее. Оттуда она вернулась с прекрасно уложенными локонами, миндалевидными, нежно-розовыми ноготками. Надев красивое платье, которое она одолжила у своей сестры, и красивые туфли, которые она одолжила у папиной сестры, она предстала перед нами. Мы были сражены. Я ахнула, а папа надел пенсне и посмотрел на маму так, как будто видел её впервые. Дома она не баловала нас аккуратностью, ходила всегда в криво сбитом фартуке, с полотенцем на голове. Будучи очень яркой и красивой, не заботилась о том, чтобы эту красоту сохранить. Она мыла, чистила, скоблила наш дом и считала, что для нас она и так хороша. Но когда надо было показаться публике, вот тогда в ней просыпалась светская львица, очаровательница. У неё менялась походка, речь, движения. Видеть это для меня было смешно, стыдно и грустно. Мне всегда казалось, что идёт спектакль. Сегодня день был торжественный и радостный. Я шла на экзамен, первый экзамен по фортепиано в жизни. Я помню лёгкое, приятное своё настроение оттого, что сейчас буду играть людям. Это было любимое моё занятие. < … > Экзамен был чистой формальностью, так как папин друг уже договорился с учительницей, которую считал прогрессивной. Она только по одним его словам уже зачислила меня в свой класс. В день этого экзамена её не было в городе. Мне тогда было около шести лет. Нас собрали в маленьком уютном зале. Вот тут я испугалась не на шутку. Впервые увидела рояль. Никто не сказал мне, какой он. Длинный лаковый предмет был непонятен. Сообразив, что в хвосте ничего быть не может, я обошла его кругом, увидела свои любимые чёрно-белые клавиши, нашла ноту «до» и сразу успокоилась. Седая дама, которая была главной в комиссии и которую я сейчас же назвала маркизой, погрозила мне пальцем. Она действительно походила на маркизу своей пышной прической, белоснежной кружевной блузкой, сколотой чёрной агатовой брошью, и плавными повелительными жестами. Детей было много. Чем-то они были одинаковые. Холёные, чуть ленивые, чуть перекормленные, в шёлковых и бархатных костюмчиках, лаковых туфельках, с огромными бантами в волосах, они вызывали недоумение. Откуда в голодающей Одессе столько сытых, богатых детей? И только я была другая. Уже знающая бессонницу, ангины и мигрени, я задумывалась, когда они прыгали и щебетали. Я не вписывалась в стайку баловней жизни. Уже тогда и потом. Многие играли до меня. Они бойко отбарабанивали свои сонатины и этюды. Потом маркиза обратилась ко мне. — Как зовут тебя, девочка? Я сказала. — А что ты выучила? — Я ничего не выучила. Я играю так, по слуху. — По слуху? — Лицо преподавательницы слегка скривилось. — Ну, а что ты можешь? — Фокстрот «Жиголет» и разные другие мелодии. — Фокстрот!? — В голосе её был ужас. — Нет, вы послушайте, фокс-трот! Слыхали что-нибудь подобное? — Она повернулась к комиссии. Все засмеялись. — А где ты его взяла? — Из окон слышно. — А другие мелодии? — Из тарелки. — ?! — Это у нас такое круглое радио! — Ну, играй всё! — явно ни на что не надеясь, сказала экзаменаторша. Я заиграла, сама того не ведая, Седьмую симфонию Бетховена. Стало очень тихо. Когда я кончила, маркиза сама подошла ко мне, окунула мою голову на тонкой шейке в свои белоснежные кружева, обняла меня своими толстыми, добрыми руками и сказала: «Передай маме, что мы тебя приняли. Пусть напишет, в какой школе ты хочешь учиться и адрес твой». — Адрес: Пушкинская, 58, квартира 6. А учиться я буду, если можно у Марии Львовны. — Можно, можно, майн кинд, — произнесла она очень растроганно. Я знала эти слова. Их говорила мне моя бабушка. Это были слова нежности. Рассказ «Мой первый экзамен» опубликован в журнале «Музыкальная жизнь», № 2 – 1994 г. Опубликовано 14.10.2018 в 17:12
|