Если попытаться вспомнить впечатления от первых дней в Севастополе, то сразу возникает праздничное ощущение свежести и золотисто-голубого тепла: сияющее в зените солнце; солнце, отраженное морем; прозрачные на солнце аквамариновые волны; благородные (у меня нет другого слова) освещенные и согретые солнцем руины из инкерманского камня. И красивые, как в сказке, корабли. Гриновский город!
Позднее я узнал, что прообразом романтических Гельгью и Зурбагана был Севастополь с его городскими холмами, бухтами и нарядными спусками к ним. Материализация представлений и образов, живших до этого только в воображении, шла непрерывно и как-то почти волшебно. Учебный корабль "Волга", приютивший ненадолго нас сначала (корабли эскадры должны были вот-вот вернуться с учений), оказался бывшим испанским республиканским лайнером "Иоган Себастьян Аликано". Крейсер, на котором мне нужно проходить практику - знакомым по военным сводкам и фотографиям "Красный Кавказ", первым удостоившиймся гвардейского флага.
Все слышанное, читанное и виденное в кинохронике про Севастополь теперь предстало городом, совершенно разрушенным и, тем не менее, живым и даже жизнерадостным. Следы войны были повсюду. Особенно меня потрясли несколько обгоревших бесформенных железнодорожных составов, сброшенных с рельсов и повисших длинными многометровыми плетями по высоким склонам Сухарной балки. Это было как кошмарный сон наяву: вагонные плети повторяли изгибы ее рельефа.