Весной мы отправились в Швейцарию.
В Берне остановились на несколько дней в гостинице "Au Faucon" {"Сокол" (франц.).}, и тотчас же послали записку к сыну Александра, который кончал курс медицинских наук в Бернском университете и жил в семействе всеми уважаемого профессора Фогта. Спустя несколько минут он к нам явился; это был юноша с длинными белокурыми волосами, добродушным, приятным лицом, с синими глазами, напоминавшими его мать; он выехал из России семилетним ребенком, но нас не забыл, обрадовался нам и с первого же дня так подружился с нами, что с простодушием и пылкостию юности доверил свою любовь к тринадцатилетней внучке Фогта, Эмме; говорил, что просил у отца позволения сделать ей формальное предложение и женихом ждать ее совершеннолетия, но отец не соглашается, недоволен его ранней любовью и поспешностию завестись семейством. "Я напомнил отцу,-- говорил он, -- что он был немного старше меня, когда любил и женился, это ему не понравилось, и теперь у нас идет тяжелая переписка".
-- Почему же твой отец так против твоей любви? -- сказала я. -- Семейство Фогтов почтенное, он уважает его и дружен с их сыном, знаменитым натуралистом Карлом Фогтом.
-- Ну вот подите, запала у него мысль, чтобы я женился на русской, жил для России, любил Россию. Как это любить то, чего не знаешь! Я едва помню Россию, она мне чужда и что могу для нее сделать? и какой я политический деятель! Я человек мирный, был бы у меня свой уголок земли в Швейцарии, Эмма да книги,-- мне и достаточно.
-- Знают ли Фогты о твоей любви к Эмме и как на это смотрят?
-- Знают и очень довольны, -- тем затруднительнее мое положение.