Посещали его иногда Свербеев, Чаадаев и Соллогуб. Последнего, -- пишет Т. А. Астракова, -- я видала мельком: Александр принимал его всегда в своем кабинете, там они и ужинали. Один раз он пригласил к себе обедать Чаадаева и Боборыкина; для этого обеда купил два серебряные канделябра, с четырьмя или пятью подсвечниками каждый. Мы посмеялись такому пышному приготовлению к их приему; несмотря на это, Александр простер изменение в их обычном образе жизни еще далее. Стол к обеду был накрыт посреди залы, на восемь человек, а в простенке между двух окон накрыли на четыре прибора стол ломберный. За большим столом обедали, кроме Александра, Чаадаева и Боборыкина, Корш, Грановский, Кетчер, Сатин, Астр а ков. За ломберным -- мать Александра, жена его, я и Марья Каспаровна Эрн. Отделенные, мы не могли участвовать и не участвовали в разговорах, происходивших за большим столом. Когда обед кончился, все разошлись по разным комнатам. Мы с Сатиным поместились в Наташином кабинете и разговорились о ее характере. Сатин находил, что у нее характер слабый и живет она умом мужа. Я же утверждала, что она уступает ему не из слабости характера, а не затевать же войну. Что же ей в нем не нравится-- она выказывает прямо и старается его сдерживать. Вот, например, сегодня, она очень недовольна изменениями в порядке их жизни ради Чаадаева и Боборыкина. Она при мне говорила ему: "Я не понимаю твоих поступков, Александр; к чему эти исключения и перемены? разве до сих пор у нас было не так, как надобно,-- не хорошо? Я бы так не сделала; впрочем, если тебе так нравится, как знаешь". Наташа не делала различия в приеме знакомых и обращении с ними. Эта редкая черта деликатности и сердечного такта была в Нике -- и только, -- даже в Грановском только слегка проявлялась.
Свободное копирование
