Старшие сыновья Ивана Ивановича, Александр и Петр, воспитывались в Петербурге, в кадетском корпусе, и по окончании курса вступили в военную службу.
Александр Иванович, тот, которого отец высек и благословил, высокий, стройный, мужественный блондин, с смелыми синими глазами, поступил в конную артиллерию, вместе с Алексеем Петровичем Ермоловым, который часто бывал в доме его матери, где принят был самым радушным образом. Александр Иванович так дружески сошелся с Ермоловым, что в полку они жили на одной квартире, в походах спали на одной постели, до старости оставались друзьями, и оба были замечательны своим геройским духом. Военная карьера Александра Ивановича прервалась почти при начале. Под Аустерлицем батарея, которой он командовал, была оставлена на поле битвы для прикрытия отступления наших войск, и вся легла на месте. Александр Иванович, тяжелораненый, пал последним подле своей пушки. Голова и ладонь правой руки его были разрублены, в левом боку легкая рана штыком, бурка предохранила от тяжелой. Левая рука выше локтя была прострелена пулей, в ноге пуля оставалась всю его жизнь, почему-то ее нельзя было вынуть. Когда после битвы наступила ночь, на поле сражения явились мародеры; подойдя к Александру Ивановичу, лежавшему без чувств между убитыми, они обобрали у него золото и потянули из-за мундира часы, тогда он очнулся и застонал. Один из мародеров предложил приколоть его, раненый это услышал, почувствовал пробудившуюся любовь к жизни и стал просить, чтобы его не убивали, а доставили в лагерь князя Яшвиля, под начальством которого он служил. Мародеры начали советоваться между собою, эта минута между жизнью и смертью, говорил Александр Иванович, была ужасна. Потолковавши, они его подняли, взвалили на случившуюся на поле лошадь, привязали к ней и вывели ее на дорогу к лагерю. По счастию, лошадь была из того полка, к которому принадлежал и Александр Иванович; она привезла его, бесчувственного, прямо туда, где находился его полк. Там его тотчас узнали и донесли князю Яшвилю. Князь приказал немедленно перенести его в лазарет; в нем нашли признаки жизни, сделали перевязки, и как только стало возможно, перевезли в ближайший немецкий городок, там поместили в хорошем семействе, где за ним так ухаживали, что мало-помалу он стал поправляться; но вследствие раны в голове потерял память, долго не мог вспомнить многих слов в разговоре, грамоте забыл совершенно и должен был снова учиться читать и писать. В награду за Аустерлицкую битву он получил Георгия 3-й степени, а за участие в других битвах -- золотую шпагу за храбрость, Владимира с бантом и pour le mérite {за заслуги (франц.).}.
Продолжать военную службу Александр Иванович не мог; из артиллерии его перевели начальником драгунов в Москву (в настоящее время эти драгуны заменены жандармами), где он и поместился в Крутицких казармах. Спустя несколько времени он женился на богатой девушке -- Прасковье Николаевне Бибиковой, оставил службу и уехал с женой в их тульское именье, сельцо Чертовое, там весь отдался сельскому хозяйству и садоводству. Приятным умом, благородством и радушием приобрел расположение и уважение всех своих соседей и знакомых, некоторые из них и до сих пор еще с любовью вспоминают о нем. Кроме хозяйства, он пристрастился к охоте с собаками... Охота напоминала ему войну. Я помню, как он, будучи уже лет пятидесяти, в военной фуражке, накинув на одно плечо бурку, верхом на отличной лошади, как бы влитый в нее, молодцом отправлялся в отъезжее поле в сопровождении многочисленных псарей, одетых в охотничьи чекмени, с перекинутыми через плечи рогами и с собаками на сворах.
Александр Иванович кончил жизнь почти ста лет, сохранивши умственные и физические силы. Последнее время он не мог много ходить и большую часть времени сидел на своем большом кресле, которое повертывалось на винту. Одним утром, сидя на своем кресле, он повертывался на нем, насвистывая марш, и стал дремать, сон клонил его все больше и больше, он закрыл глаза и уснул навсегда.