В конце 1945 года я случайно узнал, что в Ереване имеется специальный магазин, который снабжает пайками ученых, включительно кандидатов медицинских наук. Я получил такое разрешение на эти пайки, и материальное положение семьи резко улучшилось. Немного позже было объявлено положение о том, что научные работники, работающие в институтах, будут получать зарплату, примерно в 4 -5 раз больше, чем практические работники. Я сделал запрос в Москву: распространяется ли это постановление на работников науки, находящихся на курортной или другой практической работе, если они ведут научное исследование. Мне ответили, что нет, не распространяется. Мне стало обидно: почему я должен получать в несколько раз меньше? За годы войны не только я, но и семья моя пострадала сильно: дети почти никогда не наедались досыта. Благодаря 5000 рублям, полученных от министерства соцобеспечения, долги, накопленные семей, были ликвидированы, но зарплаты нашей (моей и жены) едва хватало на такую жизнь. Никаких других источников существования у нас не было, в мое отсутствие жена работала в двух и даже трех школах, чтобы кормить детей, а ее упрекали, что она поступает неправильно, надо работать только на полставки, а на дому иметь уроки. Но мы были не так воспитаны, чтобы заниматься частной практикой, а приспособиться к жизни как-то надо было. Поэтому и возникали, например, такие "оригинальные" открытия, как из супа сделать лепешку. Когда мы работали и жили в Ереванской спецартшколе, нам отпускали два обеда, притом посуду наполняли щедро. Так вот, моя жена ухитрялась выпаривать часть обеда до густоты, затем добавляла совсем немного муки (иногда кукурузной) и делала лепешки. Тогда они казались нам даже вкусными!
Учитывая эти трудности, несмотря на мое еще не вполне восстановленное здоровье, я решил идти на работу в институт (если, конечно, возьмут), хотя прекрасно понимал, что там во много раз более напряженная работа. Я написал письмо в Министерство здравоохранения СССР и получил ответ. Как видно из письма начальника Главного управления учебными заведениями Министерства здравоохранения СССР за N 2I3-31-4 от 2 апреля 1946 г. "о вакантных кафедрах фармакологии, что таковые имеются в Красноярском, Челябинском, Самаркандском и Сталинабадском мединститутах. При согласии занять одну из указанных кафедр вышлите документы..." Мы посоветовались в семье и решили, что ехать в холодные края нам нельзя: мы не одеты для этого сколько-нибудь удовлетворительно, к тому же не привыкли к холодному климату, Сталинабад (Душанбе) уж очень далеко от Москвы, хотя и Самарканд не близок, но другого выбора не было, и мы остановились на Самарканде. Но главная причина выбора - это советы самаркандцев, моих испытанных пленом друзей доцента мединститута Н.А.Мирзояна и врача из кишлака Челек, что под Самаркандом, Исмаила Ибрагимова. Они красочно описывали экзотику, упирали на дешевизну продуктов, особенно овощей, обещали всяческую поддержку.
Каждый день у нас в семье был разговор о Самарканде, ждали вызова, когда он пришел, мы решили как-то это отметить. За столом, как всегда, было "не густо", младший сын, которому было тогда шесть лет, не наелся, ему дали еще кусочек, а надо бы два или три. Тогда я ему сказал: "Потерпи немного, вот поедем в Самарканд, там будет хлеба, мяса фруктов - сколько хочешь!" "А разве так бывает?" - удивился мой Алик.
Как раз к моему отъезду уезжал также мой помощник по санчасти Ереванской артиллерийской школы, мой друг по подполью в Варшавском и Скробовском лагерях, военфельдшер Афанасий Петрович Зайцев. Он ехал в Воронеж, где проживал брат его погибшей в Бресте жены. Мы были в счастливы ехать вместе, да еще в мягком вагоне! В Ростове-на-Дону мы сделали остановку, погостили у родителей моей жены, а затем поехали дальше. В Воронеже я попрощался с Афанасием Петровичем.
Свободное копирование
