Подошел день встречи жены. Мой друг Исмаил еще не был проверен, но работал ординатором туберкулезного лазарета, начальником которого был назначен я. Гоги, кажется, был на операции (во всяком случае, он почему-то не смог отправиться на вокзал для встречи моей жены). У меня была повышена температура и чувствовал я себя неважно. Но мне одному пришлось отправиться на вокзал, который находился, как уже писал, где-то внизу, в ущелье. Я стоял в полушубке, шапке и в рукавицах и ждал, когда прибудет поезд, но он появился как-то неожиданно. Я рассматривал каждый проходящий мимо меня вагон, но она оказалась в тамбуре самого последнего вагона. Поезд уже сильно замедлил ход, и я успел рассмотреть, что у жены было несколько крупных мест багажа. Это меня не только удивило, но даже напугало. Ведь yжe годы, как все мое "имущество" помещалось в рюкзаке, а тут два чемодана, два или три тюка. Что мне делать с ними вообще и как их нести теперь? Ведь здесь нет никаких носильщиков. С таким переживанием я подошел к жене, попытался поднять вещи, хотя пальцы почти не гнулись. Но тут, на наше счастье, вдруг появилась подвода и мальчик лет 15-16, который тоже приехал на вокзал встречать своих. Я подошел, попросил его взять наши вещи, и он охотно согласился. Больше того, пригласил нас сесть на подводу, и мы подъехали к дому, где я снял квартиру. Вечером этого же дня и на второй день в лагерном отделении, в общежитии, где жили мои товарищи, где недавно я жил сам, был устроен большой "прием" или "банкет" в связи с приездом жены. В ее вещах, которые так напугали меня, оказалось очень много продуктов (мяса, пирожков, разных кексов, немного вина, очень много чеснока, лука и т. д.). Наш "банкет" прошел на славу: у всех настроение было приподнятое, жену мою хвалили за "героический поступок", называли ее "княгиней Волконской наших дней" и т.д.
На второй день я заметил, что срок пропуска жены на проезд уже истекает. Я сильно волновался, а жена моя не придавала этому серьезного значения. А ведь время было военное, ездили по железной дороге только по пропускам, и билеты выдавались лишь после предъявления их. Надо было продлить срок пропуска. Мы зашли в отделение НКВД, чтобы продлить срок пропуска. Нам предложили подождать (вероятно, чтобы позвонить в лаготделение, узнать сведения обо мне). Пока мы ждали в коридоре, к нам подошел какой-то высокий тощий старик, который работал в этом здании уборщиком. Он прежде всего спросил: "Вы армяне?"
Узнав, что мы армяне, стал рассказывать о своем горе. Оказалось, он из Крыма. Два его сына на фронте, сам он в период оккупации Крыма немцами партизанил. К нему зашел приехавший с фронта солдат передать привет от сына. Когда шли расспросы и задушевная беседа, вдруг ворвались неизвестные офицеры НКВД и объявили, что в течение двух часов он должен собраться и уехать в ссылку. Куда, за что? - его вопросы остались без ответа. Посадили его и жену-старушку в машину и отправили на Север. Но самое трагическое для него случилось, когда вдруг (я уже не помню деталей) его жену отправили куда-то в другое место, он не знал ее адреса, а его - в Половинку! Этот рассказ произвел на нас тяжелое впечатление. Мы посоветовали ему рассказать все, что он рассказал нам, начальнику отделения НКВД, он поможет разыскать жену, а там и сыны появятся с фронта, все кончится хорошо - утешали мы старика.
Наконец, вызвали мою жену в какую-то комнату и продлили ее пропуск. Ввиду того, что еще до ее приезда был решен вопрос о моем выезде в Молотов для клинического лечения, мы решили просить руководство разрешить выехать для лечения не в Молотов, а в Ростов-на-Дону, где я буду у своих, в привычных мне условиях. Такое разрешение мне дали, но выезд через Москву в то время не разрешался вообще. Между тем я очень хотел заехать в Москву, чтобы благоприятно решить вопрос о моей работе, а главное, о восстановлении меня в партии.
Свободное копирование
