Все врачи, фельдшеры и санитары были патриотами нашей Родины, но это проявляли они по-разному и в неодинаковой степени. Каждый готовился к побегу из лагеря или ждал своего освобождения, но среди нас были более отважные и смелые, способные быстрее и лучше войти в контакт с людьми, способствующими побегу.
В целях ознакомления с поляками, проживающими вблизи с нашим лагерем, мы предприняли такой шаг: обратились к оберартцу Харвальду с просьбой разрешить нам, врачам впервые за все время пребывания посетить городской кинотеатр, получили такое разрешение. Нас было 12 или 13 человек, сопровождали нас трое конвоиров, включая фельдфебеля, которого мы уговорили выйти в город заранее (за два с половиною часа), чтобы до начала кино побывать в гостях у знакомых поляков. Он согласился. Мы разбились на три группы и по пути в кино зашли в незнакомые дома к полякам нахрапом: "Можно к Вам в гости?" Все три группы незваных гостей поляки приняли и по-разному угостили. Но нас интересовало само знакомство, на которое мы возлагали надежды. Увы, использовать это знакомство нам не пришлось. Третья группа попала в дом, где проживал комендант Санока. Он вежливо выпроводил военнопленных, но, покидая дом, Нуралиев по дороге скрутил шею гусю и вынес под шинелью... На второй день хозяин гуся пришел в лагерь, добился разрешения войти на территорию лагеря и поднял шум. О случившемся я не знал, созвал собрание врачей, где мы резко осудили этот позорный поступок. К моему удивлению, Нуралиева стал защищать Азнаурян, считая, что тут нет ничего предосудительного. Было решено немедленно собрать деньги и заплатить хозяину в трехкратном размере, а фельдфебеля уговорили сказать, что гуся нашли на дороге. Хозяин ушел из лагеря вполне удовлетворенный, но мы долго не могли успокоиться. Ведь этот поступок позорил звание советского воина! Когда шум улегся, я узнал, что гусь находится на чердаке аптеки, в которой я работал... Поскольку скандалу не был дан ход, и за гуся хорошо заплачено, его зарезали и сделали настоящий "человеческий" обед, а свою "баланду" уступили больным.
Благодаря ст. санитару - унтер-офицеру австрийцу Тучеку, который был грозой всех наших санитаров, котлы на кухне, как и ведра, в которых брали баланду, были абсолютно чистые, блестели. Если у кого-то обнаруживалась не то, чтобы грязная, а не очень чистая посуда, Тучек заставлял виновного много раз обегать вокруг кухни, а если это не помогало, ставил вопрос о снятии санитара и замене его другим. Другой помощник оберартца унтер-офицер австриец Шпуре, в отличие от Тучека, был большим шутником, всегда в веселом настроении.
Пользуясь благожелательностью Харвальда, мы попросили у него разрешения проводить производственные совещания врачей наподобие "пятиминуток", принятых во всех медучреждениях СССР. Эти совещания далеко не ограничивались лечебно-профилактическими вопросами, иногда мы обсуждали вопросы, за которые могли угодить в лагерный карцер, где на сутки полагалось сто граммов хлеба и один стакан воды! "Производственные" совещания проводились не утром, как это принято у нас, а после работы, когда немцы уходили из лагеря.
Условия конспирации не позволяли оказывать равное доверие каждому по всем вопросам: одним доверялось одно, другим другое, в зависимости от той роли, которую он играл в нашем подполье. Например, вопросы организации массовых побегов поручались, главным образом, врачу Нуралиеву, который обладал в этом деле большими способностями и отвагой.
Свободное копирование
