Агнаев и неудачный "легионер" - 3

   Мне известен и другой случай насильственного включения военнопленных в национальные легионы. На территории польской больницы, где находился наш Варшавский лазарет советских военнопленных, жили бывшие военнопленные, которых немцы переодели в свою форму. Среди них находился очень серьезный московский врач - доцент Османян (кажется, он был учеником Ланга). Он как-то зашел в наш лазарет, познакомился со мной, вел доверительные беседы, рассказывал, как сильно тяготит его состояние, в котором он оказался, сообщил, что ищет пути бежать из этого проклятого леги­она, в который он никогда не стремился. Он рассказал о подпольной работе, которую они ведут там, но сказал, что все же пока нет выхода из этого положения. Поляки, видя их в немецкой форме, не оказывают доверия, боятся их прятать, тем более, вести в лес, к партизанам. У Агнаева и его товарищей положение было другим: они yжe были полноправными легионерами, были вооружены, имели свободу передвижения и т.д. Однажды доктор Османян зашел сильно удрученный. Оказывается, немцы предложили им принять присягу... Эта процедура заключалась в прохождении под саблями. Он спрашивал совета, как ему быть: если откажется пройти под саблями, то немцы уничтожат его, если же пройдет, то это может быть рас­ценено как измена своей присяге. Я ему рассказал, что говорил мне Агнаев относительно отправки целой машины вооруженных людей в лес, к партизанам. Можно ли доверить откровенную беседу с Агнаевым, я не стал ручаться. Кстати сказать, в начале 60-х годов, я прочитал какую-то замет­ку Агнаева в "Медицинской газете", но адрес его и должность указывали, что он продолжает оставаться в проверочных лагерях... Позже, в Майкопе, я встретил врача Люсеис (жену полковника КГБ или НКВД), с которой мы учились в одной группе мединститута. Я собирался установить более тесную связь с Агнаевым, но Люсеис сказала, что Агнаев умер, а в 70-х годах умерла и Люсеис. Что случилось с Османяном? Какое он принял решение, остался ли живым и где теперь? Этого я не знаю. Могу лишь сказать, что это был весьма высоконравственный человек, преданный Родине, и квалифицированный врач и ученый. Но ему тогда было около 60 лет. Поэтому вряд ли теперь, спустя 35 лет, он жив.

   Я счастлив, что все время пребывания в плену мне удалось остаться незапятнанным, удалось увильнуть от множества попыток вовлечь меня в легион, о чем скажу позже, но, зная всю обстановку фашистского плена, не могу считать всех легионеров предателями. Я всегда придерживался того мнения, что о человеке нужно судить по его делам. Спустя много времени, я встретил мои мысли в литера­туре, например, в книге Петра Вершигора "Люди с чистой совестью", где сказано, что о людях нужно судить не потому, где они были, а что они делали. В Великую Отечественную войну, в силу исключительно сложных обстоятельств, не сотни тысяч, а миллионы людей оказались в плену у врага или в тылу не по своей воле, а вопреки ее, в силу создавшейся ситуации...