Отца похоронили 1-го мая 1921 года, на кладбище,находящемся недалеко от больницы. Когда возвращались из кладбища, кто-то из врачей подошел ко мне и сочувственно сказал: "Приходи завтра утром ко мне в больницу". На второй день я зашел к нему. Он предложил мне поступить на работу в профсоюз "Медсантруд", чтобы облегчить материальное положение семьи. Насколько я мог разобраться в мои 14 лет, председателем профсоюза (наверное, городского, Александропольского) был доктор Мелькумов, тот самый, который на двуколке спешил спасти отца, но не успел. Он окончил свое образование за границей, кажется, в Швейцарии. Секретарем профсоюза был врач, некто Свахчян. Он был коренным александропольцем, крупного роста, широкоплечий. Он, как и Мелькумов, относился ко мне с большим сочувствием. Старшим врачом Александровской хирургической больницы был доктор Григорьян, и он ко мне относился сочувственно, что видно из его письма от 30 апреля 1921 года за N 274:
"В Комиссариат здравоохранения. Сегодня утром у себя на квартире (Б.Слободская, около церки Григор Лусаворич) скончался Мануел Акопянц, оставив без всяких средств к жизни многочисленную семью, о чем сообщаю в комиссариат для сведения".
Действительно, мы были в отчаянном материальном положении, и люди заметили это и организовали помощь, но, к сожалению, лишь после того, как похоронили отца... Так, перечисленные трое врачей устроили меня рассыльным профсоюза "Медсантруд", одновременно поручив мне раздачу хлебных пайков сотрудникам. Каждый день, помимо крошек, мне оставалось 2-3 пайка лиц, которые отсутствовали на работе, и еще три пайка перечисленных выше трех врачей (Мелькумова, Свахчяна и Григорьяна), которые предупредили меня, чтобы их пайки я систематически брал себе. Таким образом, я уже имел в день около 1000-1200 г. хлеба! Нас же из семи человек уже осталось трое (мама, я и Сос). Следовательно, угроза голодной смерти отпала, но трудностей было еще много.