Еще до рассвета вдруг поднялась перестрелка, а за нею и страшная паника: люди бросали свой скромный скарб и по путям бежали в сторону Александрополя. Некоторые не имели надежд уйти далеко, у кого-то были маленькие дети или пожилые люди, если бы действительно турки нагнали наш эшелон. Собралась группа людей, в числе которой был и мой отец, которая разыскала начальника станции и стала выяснять, откуда идет перестрелка. Он категорически заявил, что никаких турок поблизости нет, что это дашнакские башибузуки поднимают панику, чтобы нажиться. "Делегация" вернулась на свои места, народ успокоился, а вскоре и перестрелка полностью прекратилась, многие отбежавшие в сторону Александрополя вернулись обратно на станцию, в ожидании поезда на Александрополь. Затея дашнакских банд не увенчалась успехом, грабеж беженцев не состоялся.
Утром подали новый эшелон из товарных вагонов, который сразу же был облеплен людьми.
Наша попытка подняться в какой-то вагон провалилась: никто из наших семи человек семьи не смог оказаться в вагоне. Но какие-то люди проявили чуткость к нашей большой семье с детьми, и помогли нам подняться на паровоз. Там оказался большой слой мазута; чтобы сильно не измазаться, мама постелила матрац, на который мы все расселись. Но тут нас постигла новая неприятность: подошли к паровозу военные и стали требовать, чтобы отец слез и пошел с ними воевать с турками. Они разговаривали очень строго и грубо:
-- Эй, цилиндр (отец был в шляпе), а ну слезь! Будет тебе прятаться за спины баб!
Но тут же вмешалась мать, начала говорить, что он больной человек, что по болезни совершенно освобожден от военной службы, но ваши "вояки" не унимались:
-- Слезь или пристрелим! - угрожали они.
Тогда вмешались те, которые помогли нам взобраться на паровоз, начали уговаривать их отстать от отца. Тем временем поезд тронулся, и мы освободились от этих типов, которые, мы подозревали, заметили, что отец был среди тех, которые выяснили, что никаких турок нет и тем самым сорвал их "наживу".
