6 января
Б <?> рассказал мне о том, каким образом еще в недавнее время принимали в Харьковский университет. Там постоянно назначали для приемного экзамена одних и тех же профессоров, и профессора эти -- старички большею частью -- очень хорошо умели пользоваться случаем. Иные, поделикатнее, давали уроки новопоступающим, другие даже не совестились просто брать. Этому потакал и даже сам принимал в этом некоторое участие сам ректор -- Артемовский-Гулак. Но особенно отличался здесь профессор латинской словесности Лукьянович, воспитанник Главного педагогического института. Он, например, одному молодому человеку, который хотел просить давать ему уроки, сказал прямо: "Да, хорошо... а знаете, что у меня теперь дом достроивается, деньги нужны, -- принесите мне вперед сто рублей". Года два или три тому восстали против этого профессора Ходнев, Костырь, Каченовский, два Лавровских -- вообще все молодое. Чтобы поступить поделикатнее, решили составить комиссию экзаменаторов, в которую назначить уже не обычных профессоров, экзаменовавших прежде, а других. Лукьянович не хотел согласиться...
Ему Костырь говорил сначала вежливо: "Полноте, Иван Лукич, вам уже, вероятно, надоело это -- возиться с новичками; вы столько раз экзаменовали, и все одно и то же... Предоставьте уж кому-нибудь другому..." -- "Нет-с, ничего, это ведь моя обязанность, -- отвечал Лукьянович, -- да я и не тягощусь этим нисколько..." Несмотря на это, его заставили уступить... Экзамен приемный производился торжественно: в присутствии комиссии профессоров, ректора и помощника попечителя. При этом случилось на первый раз несколько историй, вследствие которых, например, Ходнев должен был выдти из университета... На самом экзамене -- вдруг, например, упал к дверям залы, за которыми стояли праздно зевавшие студенты, -- цветок. Лавровский бросился и поднял, посмотрел: в цветке была записочка, в которой экзаменуемый уведомлял кого-то о доставшейся ему теме, чтобы другой состряпал бы за него пробное сочинение. Лавровский показал это ректору... Говорят, ныне злоупотребления в университете при экзаменах уменьшаются.
Впрочем, подобного рода истории совершаются и здесь, в СПб. В недавнее время запрещено профессорам давать уроки экзаменующимся, а прежде этого Устрялов получал по 25 руб. за урок, и К<асторский?> нажил себе дом частными уроками такого рода, при приемах и выпусках. Петрашевский, кончив экзамен в университете, бегал по коридорам и кричал всем, что латинский профессор поставил ему 5 за то, что он дал ему 200 руб., хотя он ничего не знал. Что касается до здешнего законоучителя, протоиерея Райковского, то он приобрел себе, кажется, всеобщую знаменитость своим взяточничеством. Рассказывают, что ни один студент не пройдет сквозь его руки, не давши ему поживиться на свой счет. В этом году поступали в университет двое моих знакомых, один был совершенно беден, другой имел состояние; они явились оба к Райковскому вместе, и один сказал о другом, что это его родственник, что они -- бедные люди, что просят его обратить внимание на них -- и дали ему 75 руб. На экзаменах один из них срезался, поп поставил ему α. "Что это значит -- единица?" -- спросил испугавшийся студент. "Да, единица, -- отвечал, улыбаясь, поп, -- идите". Оказалось, что он ему выставил тройку. Замечательно, что Райковский не ставит прямо баллов, как другие профессора, но отмечает буквами разных азбук: a, α, N, b, б, β и т. п., значения которых никто не знает. Разумеется, это для того, чтобы не отдать тотчас списков и иметь их в своих руках для поправки. Действительно, студент после плохого экзамена, явившийся к Райковскому и давший ему взятку, может быть уверен, что балл его будет поправлен самим попом.
Свободное копирование
