2-го марта я являлся последний раз к негусу по случаю получения ордена и предстоящего отправления курьером в Россию.
-- "Довольны ли вы Абиссинией?", спросил меня негус.
Я ответил утвердительно.
-- "Когда вы приедете в Россию", тихо сказал мне негус, "забудьте все то худое, что вы видели здесь, и помните только хорошее".
Я обещал исполнить это и, кажется, я сдержал свое обещание.
-- "Если вы увидите Императора, передайте ему мое маленькое письмо. Я дам вам его сегодня же. Во сколько дней вы думаете добраться до Харара?"
-- "Шесть, семь дней".
-- "Невозможно... Впрочем, что для русских невозможно!? Желаю вам счастливого пути. Я дам вам бумагу и прикажу, чтобы вам всюду оказывали приют, как бы мне самому. Приезжайте еще раз, не забывайте нашей бедной страны!"
Аудиенция была окончена. Я откланялся и вышел во двор.
В воротах меня нагнал m-sieur Ильг и передал мне открытый лист для моего путешествия и письмо геразмачу Банти. И то, и другое было написано на клочках простой писчей бумаги в четверть листа, вверху имелось изображение печати негуса, а внизу будто напечатанный текст. Письмо к Банти было без конверта.
Я. вышел на улицу. День был серый, тоскливый. Грустное чувство уносил я в сердце своем. Мне жаль было покидать эту бедную страну, простого и доброго императора. Вокруг сопровождавшего меня казака была толпа. Смотрели оружие, седло, расспрашивали об учении, О джигитовке.
-- "Даже надоели, ваше высокоблагородие, сказал мне Авилов, "облепили, как мухи. Ружье покажи, шашку вынимают, мундир трогают -- чудные люди, ничего не видали".
Я приехал домой. И на дворе мне стало грустно. Жалко было преданных мне славных казаков. Всякий послужил -- сколько мог.