Ночь с 26-го на 27-е января. От Аваша до Тадеча-Мелька, 54 версты. Еще, когда конвой ехал в вагоне третьего класса Курско-Киевской железной дороги и вел разговоры об Абиссинии, в свободные минуты распевая "песни русские живые молодецкие" -- в конвое составилась песня, перифраз известной уральской разбойничьей -- "За Уралом за рекой"; -- песня понравилась офицерам и чиновникам отряда, полюбилась казакам. Роскошный ли голос запевалы, длинного безбородого и безусого уральца Сидорова, слова ли, так подходящие к нашей бродячей боевой жизни, напев ли ее, бодрый и воинственный, но песня стала боевой песней лихого конвоя, стала как бы его полковым маршем. И вот 26-го января мы за этим самым Авашем, мы выступаем, когда низкое солнце спускается за горы и темная ночь готова закрыть бесконечную равнину. И едва только отряд тронулся, как мягкий баритон Сидорова раздался по широкой степи и задушевной нотой разнесся в влажном вечернем воздухе.
За Авашем, за рекой Казаки гуляют
И каленою стрелой
За Аваш пускают.
Гей, гей, ты гуляй!
За Аваш пускают.
Казаки не простаки,
Вольные ребята,
Как по шанкам тумаки.
Все живут богато.
Гей, гей и т. д.
Они ночи мало спят:
В поле разъезжают,
Всё добычу стерегут,
Свищут, не зевают.
Гей, гей и т. д.
Итальянские купцы
Едут с соболями,
Ну-те, братцы, молодцы
Пустим со стрелами.
Гей, гей и т. д.
Всю добычу поделим,
Славно попируем,
Сладко выпьем, поедим,
Все горе забудем.
Гей, гей и т. д.
Наш товарищ -- острый нож.
Шашка лиходейка,
Пропадем мы ни за грош,
Жизнь наша копейка.
Гей, гей и т.д.
Наша шайка не мала,
Все мы без паспорта,
Кто нам в руки попадет,
Всех отправим к черту!...
Гей, гей и т. д.
Песня переливается в вечернем воздухе тает в просторе желтой степи. Пыльная мягкая дорога вьется между травы, кое-где покрытой кустами мимоз. После того, как вчера тропическая ночь проучила нас за наше легкомыслие ехать в рубашках -- люди одеты в верблюжьи куртки...
На север степь тянется без конца. Далеко на горизонте чуть видны крутые скалы старинного эфиопского города Анкобера.
-- "Анкобер", говорит переводчик и показывает на холмы, где чуть видны огни. -- "Анкобер -- вон старый дворец, вон церковь"...
Кроме утесистых гор ничего не видно...
Слева тянется скалистый горный хребет, когда дорога подходит к нему, галька покрывает песок и идти становится трудно.
Вдали видны высокие горы -- это Фонтале, где грузовые мулы будут отдыхать три часа; мы идем мимо.
Солнце спускается ниже и ниже, становится овальным, малиновым и наконец скрывается за прозрачные фиолетовые горы Фонтале. Становится темно. Над головой сверкают семь звезд Ориона, роскошный Южный крест загорается на горизонте, а напротив сверкает Полярная звезда. Под ногами лошади ничего не видно. Пыль, как река волнуется сзади, кусты надвигаются, как привидения, находят близко, близко и снова уходят, оставаясь сзади. На востоке появляется румяная луна. Она не отряхнулась еще от дневного сна своего, не светит, но стыдливая и робкая, окруженная пурпурным ореолом, словно красавица в красном воротнике, смотрит на мир Божий. Она запоздала сегодня на целый час... И вот быстро поднимается она и бледнеет в ночной прохладе. Звезды чуть меркнут, становятся меньше, небо зеленеет книзу и в зените. Предметы дают тени. Еще полчаса и делается опять светло и легко идти.