Понедельник, 19-го января. От Шола до Бурома -- 30 верст. Сегодня мы покидаем Харарскую провинцию, спускаемся с высоких гор, выходим из лесов и продолжаем свой путь по богатой хищным зверем провинции Черчер. Переход предстоит не маленький. Нужно перевалить высочайшие горы у Куни, по каменистому, крутому спуску сойти вниз, пройти почти 35 верст. Для абиссинских купцов и их побитых мулов и лошадей -- это подвиг.
Мы повалили палатки в 6 1/2 часов, пустили авангард каравана, ящики с консервами и вещи, ежедневно невынимаемые в 6 часов утра, с рассветом, а сами тронулись в 7 1/2 часов утра. Дорога началась некрутым подъемом, усеянным камнями, потом спустились, опять поднялись, вошли в лощину ни через 272 часа хода увидели город Куни. Город Куни -- граница Харарского округа. Он расположен отдельными купами хворостяных хижин, на двух невысоких холмах и в лощине между ними. Кругом крутые горы, с вершинами, затуманенными облаками, поросшие лесом... и каким лесом!... Туйи саженей 12 вышиной и 3-х -- 4-х в обхвате, с ветвями, с которых словно листы плакучей березы свешивается нежный мох, с громадными мимозами, бананами и маслинами. Местами он так густ, что без топора не проложишь себе пути, так переплелись толстые, в руку, лианы, так сплелись колючие ветки шиповника, репейника, мимозы и кофе. Местами толстые стволы словно колонны темного храма возвышаются здесь и там между высокой и тонкой травы. А сколько гуарец, лающих оленей, шакалов и, говорят, леопардов приютил он в своих девственных недрах. Он покрыл высочайшие горы, последние усилия горной страны простереться к голубому небу, он покрыл и остроконечные пики и столообразные площадки и издали кажется лишь густым темно-зеленым мхом...
-- "Черчер", сказал нам слуга, едва мы выбрались из этого леса, и протянул вперед руку...
Группа желтых округлых холмов, а дальше беспредельная синева ровной пустыни, сливающаяся на горизонте с голубым небом...
Верстах в трех от Куни нас встретил Ато Брили, правитель провинции Куни с отрядом ашкеров. Он приветствовал начальника миссии на границе своих владений и предложил ему расположиться в долине у Куни и принять от него дурго.
Начальник миссии отклонил предложение Ато Брили и сказал, что в виду желания его прибыть возможно скорее в Энтото, русская миссия проследует сегодня до Бурома, где и расположится биваком.
-- "Ишши" (хорошо), галантно, закрывая рот шамой, как того требует абиссинский этикет, и наклонясь перед г. Власовым, сказал Ато Брили, сел на своего мощного светло-гнедого мула, запахнулся пестрой шамой и затрусил на нем за нами.
Ашкеры, сверкая белыми с красным шамами, размахивая ружьями, бегом, с громким говором, пустились за нами, обогнали нас, побежали впереди нас. Предшествуемые ими мы начали медленно опускаться по широкой лесной дороге. Здесь, на прогалине, у высокого дерева мы увидали молодого француза, стоявшего у дороги. Это был monsieur Drouin, агент телефонной компании, устанавливавший аппарат в Куни. Три дня тому назад он имел сообщение с Аддис-Абебой и узнал, что негус нетерпеливо ожидает посольство Великого Государя Московского и сделал распоряжение известить о его прибытии за восемь дней; сообщил о том, что француз Шефнэ, устроитель цивилизации в Абиссинии, надеется через четыре месяца соединить Харар с Джибути телефоном и дать возможность переговариваться непосредственно между столицей Габеша и центром французского протектората сомалийского побережья...
Monsieur Drouin жаловался на неспособность абиссинцев к работе, на их леность и несообразительность. Телефонной компании сильно приходится бороться с боязнью жителей и мелких правителей шумов кеньазмачей того, что слишком скоро будут доходить известия до негуса и слишком быстры и непосредственны будут распоряжения императора.
Теперь аппарат не действовал...
Поручик Ч-ков ни о чем не мог переговорить с Ильгом и прислал донесение о безуспешности своего посольства еще вчера. Теперь он, поручик Давыдов и казак Архипов, благополучно проживши три дня в Куни, присоединились к отряду.
В 10 часов 30 минут мы кончили лесной спуск и вышли на открытую поляну. Отсюда мы начали сходить по узкой дороге, покрытой сплошь булыжником, на плоскогорье Черчер. Спуск длился 35 минут, мы опустились на 2,000 футов вниз.
Пейзаж круто изменился. Изрытая балками местность покрыта сухой травой, местами погорелой. Здесь и там чернеют хижины абиссинских деревень, покинутых, по случаю похода, жителями. По балкам текут ручьи с холодной прозрачной водой. По берегам раскинули перистые листья кокосовые пальмы, видны бананы, а снизу над водой зеленый камыш обвит чудным лиловым бельдежуром в цвету. Кое-где на холмах одиноко торчат толстые, кривые мимозы, накрытые шапкой темно-зеленой листвы. Мы перешли три ручья с одним и тем же наименованием Бурома и на берегу третьего на круглом холме расположились на бивак.
Здесь на лугах, покрытых густой травой, мы будем иметь дневку. Надо откормить и дать отдых мулам.
Поздно вечером к нам на бивак пришел тот ашкер, которого мы послали 13-го января из Бурка в Харар за почтой. Он сделал 440 верст через горы в шесть дней, из коих один провел в Хараре -- итого каждый день проходил около 90 верст: -- вот лучший образчик того; как ходит и может ходить абиссинская пехота!
Письма и газеты на целый вечер отвлекли нас от пустыни. Снова пахнуло родиной, Петербургом, пахнуло шумной столицей, где все быстро схватывают, интересуются несколько мгновений, а потом забывают, ища новых злоб, новых предметов толкам. Трое из нас за эти четыре месяца пути оказались перемещенными. Эти письма были, как нельзя более кстати, мы окончили лесные горы Харарской провинции и вступали в пустыни Черчера: -- нужно было освежиться, встряхнуться немного, после холодов приготовиться к жарам, после тени лесов -- подумать о песках пустыни.
Свободное копирование
