Когда в театре пошли другие спектакли, карманы сцены наполнились частями других конструкций и мебели, а кирпичная стена была заслонена конструкциями к новым спектаклям, которые некуда было больше ставить, театр, так сказать, «оброс» театральным имуществом, практически оказалось, что любая конструкция плохо проектируется на фоне этих нагромождений, и Мейерхольду пришлось повесить сзади тряпку, которая, закрывая конструкции и кирпичную стену, по существу, превратилась в тот же задник. Из‑за этого задника было уже не так эффектно выбегать мне в «Рогоносце».
На последних генеральных репетициях почувствовались однообразие и нивелировка действующих лиц, одетых в прозодежду. Трудно подчас было понять, кто же из персонажей вышел на сцену. Театральность брала свое. Мне захотелось чем-то отличаться от «всех в прозодежде». Это ведь свойственно не только художнику, но и человеку в обыденной жизни. Но главным образом хотелось, конечно, иметь свою отличку, соответствующую сценическому образу. Мне помогла та же Попова, которая, не преминув вспомнить о юбках, подарила мне для роли Брюно пару ярко-красных помпонов, которые, подвязанные у шеи, удивительно «шли» к поэтическому, по-детски непосредственному и озорному образу Брюно. Сделав поблажку мне, пришлось сделать ее и другим участвующим. Бургомистру разрешено было для отличия надеть на прозодежду военный ремень и гетры. Граф получил право на стек и монокль. Стелла надевала тончайшие чулки, тем более что артистка по ходу действия должна была показывать свою ножку.
Я кроме помпонов щеголял обувью (вспомнил пристрастие к Мадеру).
Играли без грима. Но грим, к которому прибегают молодые женщины даже в жизни, не был запрещен, поэтому Бабанова, игравшая Стеллу, в меру подмазывалась и подрумянивалась. Вслед за ней «загорали» и подкрашивались и другие. Словом, жизнь театра брала свое.
Главными партнерами моими в этой пьесе были М. И. Бабанова и В. Ф. Зайчиков. Бабанова очаровала в роли Стеллы и московских зрителей и критику. Я был так занят своей ролью, что не заметил тех прекрасных черт, которые развивались в этой артистке. Мешало и то, что я себе представлял Стеллу несколько иной. Стелла в моем наивном воображении представлялась мне как какое-то совершенство внешней и внутренней красоты в женщине.
В дальнейших работах я понял, что Бабанова выросла в талантливую актрису. Но больше всего она мне нравилась в постановке Мейерхольда «Доходное место», где создала исключительно {223} наивный, очаровательный и вечно женственный образ Полины. Очень хорошо она играла в «Ревизоре» Марью Антоновну, несмотря на то, что режиссером эта роль была несколько отодвинута на задний план.
Наибольшая дружба в работе у меня была в то время с В. Ф. Зайчиковым, игравшим Эстрюго. Уже в этой роли Зайчиков показал себя неистощимым выдумщиком, актером с большим юмором. Его очень любил и ценил Мейерхольд за все время своей работы с этим актером.
На репетициях «Рогоносца» бывал С. М. Эйзенштейн, появился Левушка Свердлин, скромно и внимательно присматривавшийся к работе Всеволода Эмильевича и в дальнейшем успешно заменявший меня в роли Аркашки в «Лесе».
Свободное копирование
