Наступление белополяков было отбито, и наш отряд, потерявший около половины состава, перебросили в Великие Луки. Здесь находился штаб армии. При встрече Иванченко похвалил нас, сказал, что сам командующий армией А. И. Корк приказал вывести отряд на переформирование.
Пополнение мы получили из мобилизованных, уроженцев Смоленской и Могилевской губерний. Начались усиленные военные занятия от рассвета до сумерек.
Командование отрядом поселилось в бревенчатом, почерневшем от времени и дождей просторном поповском доме. Хозяйство у попа вела его мать. При встречах с нами она первой здоровалась, приветливо улыбалась, низко кланялась, всем своим видом показывая расположение. За глаза же, как стало известно, ругала нас безбожниками, проклятыми большевиками, египетской чумой и наказанием господним.
По утрам она долго молилась перед иконами, крестилась при всяком удобном и неудобном случае и, продавая нам пропущенное через сепаратор молоко по самой высокой цене, божилась, что оно «сей минутой» надоено и совсем, совсем свежее. Такое лицемерие в конце концов вывело из терпения нашего Лободу. Как-то утром, когда на кухне собрались женщины — старуха, попадья и ее сестра, — он заявил:
— Удивительный сон я сегодня видел!
— Какой, расскажите, — встрепенулись женщины.
— Сны бог посылает. Они зачастую вещие бывают, — добавила старуха.
— Да, да, — поддержал ее Лобода и стал с серьезным видом рассказывать:
— Приснилось мне, будто я умер…
— Хороший сон. Долго жить будете, — вставляет старуха и крестится.
— Лежу с закрытыми глазами, а все вижу и слышу. Повезли меня на погост, отпевают, зарывают в могилу. Стало так тяжело, что хотелось сбросить землю, выскочить на свет божий.
— Это ваша душенька отлетала к господу, — поясняет старуха и снова крестится.
— Вот именно отлетала. Поднялся я на небо, иду по дороге, и вижу, как на левой стороне мучится народ: один висит на железном крюке, второй — подвешен за руки, третьего черти колют вилами, одной женщине в раскрытый рот льют из ведра керосин…
— Каждому воздается по его грехам на земле, — замечает старуха.
Лобода подмигивает мне и продолжает:
— Иду это я, значит, дальше и вдруг слышу голос: «Сеня, остановись!» Повернулся, смотрю: два черта подбрасывают на рогах мою тетку Степаниду. Той плохо. Ее давно тошнит, а черти все качают и качают. Спрашиваю: «За что тебя, тетушка, так мучат?» Черти на минуту приостановились, а тетка отвечает: «Говорят, Сеня, будто я на базаре честной народ обвешивала да в молоко воду подливала. Скажи им, что это неправда!»
Женщины переглянулись. Попадья закрыла рот платком, чтобы не расхохотаться. Бабка смутилась и направилась к выходу со словами:
— Грешный сон! Его не только рассказывать, но и слушать грешно.
На следующее утро молоко было жирнее и вкуснее. Лобода заметил:
— Сон, ежели его к месту рассказать, здорово помогает…
Впрочем, недолго нам пришлось пользоваться этими благами. Отряд перевели в город Торопец, как сказал Иванченко, «поближе к Юденичу». Мы расположились в двух старинных имениях с поэтическими названиями «Отрадное» и «Благословенное».