Тем не менее несчастья на этом не кончились. Говорят: «Пришла беда — отворяй ворота». Тот, кто пережил зиму 1941 — 1942 года, помнит, сколь сурова она была. В Харькове каждое утро по улицам ездили грузовики, собирая замерзших за ночь людей, упавших на дороге от голода. К утру они так промерзали, что при забрасывании их в кузов издавали звук падающего бревна. И вот однажды, уйдя утром на базар, мама очень долго не возвращалась. Мы не знали, что делать. Наступали сумерки. Сестренка уже собралась идти на поиски, когда в дверь постучали и чужие люди внесли маму, сказав, что подняли ее на улице. Она была без сознания и только минут через сорок после того, как всю ее обложили бутылками с горячей водой, пришла в себя. Через день мама умерла. В последний момент она позвала сестренку, хотела ей что-то сказать, но только несколько раз простонала и затихла. Я не хотел верить, что это конец. Жизнь без мамы казалась мне невозможной. «Почему — мама? Такая умная, ласковая, добрая. Она ведь никогда никому не делала зла. За что же?!» И я долго не соглашался выполнить просьбу сестренки — сообщить о смерти мамы в домоуправление. Наконец, увидев слезы на глазах сестренки, говорившей: «Ты же сам все видишь!» — я пошел к домоуправу.
Пришли какие-то чужие люди, завернули маму в простыню и унесли. В никуда… в пространство… Нет даже места, которому можно было бы поклониться.
Жизнь наша превратилась в сплошной однообразный серый день, а для меня так еще и заполненный ожиданием. Я либо с нетерпением и страхом ждал сестренку, ушедшую на базар, чувствуя себя совсем одиноким и заброшенным, либо мне казалось, что ничего не произошло, что сейчас раскроется дверь, войдет мама и все будет хорошо.
Сестренка уносила на базар остатки вещей, которые могли представлять хоть какую-нибудь ценность, и старалась вести хозяйство очень экономно. Тем не менее бывали дни, когда у нас практически нечего было есть. Помню, однажды к нам забрел детдомовец. Он утверждал, что в детском доме голодно, что кормятся они только подаяниями жителей окружающих домов, но, когда мы поставили на стол тарелку разведенного водой горчичного порошка (кроме пачки горчицы в доме ничего не оказалось), он очень удивился и есть не стал. А мы вдвоем очистили всю тарелку «за милую душу».
Свободное копирование
