Утром из каюты капитана на палубу вышла буфетчица в халатике, подошла к открытому люку, наклонилась и крикнула куда-то в трюм, в глубину:
— Ванну капитану!
Эхо отражалось от ржавых железных бортов и гулко повторяло: “ванну капитану”… “ванну капитану”...” “ванну капитану”...
А снизу донеслось:
— Да пошел он на хер!
“На хер” ... “на хер”… — вернулось обратно.
Тогда на палубе появился капитан в бархатном халате, из которого выглядывали тоненькие безволосые ножки в меховых шлепанцах. И крикнул в люк:
— Абулаев, заводи! А то на берег спишу, на хер!
“На хер”... “на хер”...
Через десять минут раздался лязг, и корабль затрясся так сильно, что, казалось, вот-вот развалится на куски.
Я пошел посмотреть. Из ржавого крана на пожелтевший мрамор падали бурые капли. Кап-кап-кап...
Через два дня, когда Конецкий в кают-компании по моей просьбе в двадцатый раз переписывал сцену “Россомаха в вытрезвителе”, послышалась наша песня. Вышли на палубу: к нам шел наш военный “спасатель”. Беленький, чистенький, на мостике сверкают офицерские погоны, и музыка звучит из репродуктора на все Баренцево море (это звукооператор Женя Федоров включил на полную мощность нашу фонограмму).
Подошли. Военные моряки швартуются редко, поэтому для них это событие. Матросы бегают по палубе, офицеры нервно командуют:
— Лево руля!
— Нет, право руля!
— Нет, лево руля! Полный назад!
— Стоп, машина! Сто-о-оп!!!..
И они врезались в борт “Витязя”.
От удара мачта упала. Пожелание Саши Борисова исполнилось.
Свободное копирование
