После этого совершенно случайного написания первого рассказа я уже систематически стремилась побольше писать. А что писать? Вначале это было почти несущественно, ибо главным было то, что появилось желание писать, а писать можно было хотя бы о том, что я наблюдала в окружавшей меня повседневной жизни. Можно было также кратко излагать прочитанные книги и т.д.
Мои учителя очень поощряли мое желание побольше читать и писать, хотя знали, что я еще многого не понимаю из того, что читаю. Я и сама чувствовала, что не всегда правильно понимала прочитанное, но я обращалась за объяснениями только в тех случаях, когда ничего не могла придумать сама, т.е. не находила никакого правильного и не правильного, но тем не менее самостоятельного объяснения. Совершенно так же я поступала и в тех случаях, когда не понимала новых слов: сначала я пыталась самостоятельно понять значение незнакомых мне слов, а если мне это не удавалось, тогда я обращалась к учителям за объяснением. Конечно, я получала самые исчерпывающие объяснения и указания.
Бывало и так, что я начинала употреблять слова, которые не совсем понимала. Разумеется, я сейчас не могу припомнить все те многочисленные слова, которые неправильно применяла, — ведь этих слов было так много! Но кое-что я и сейчас помню.
В то время когда я училась, в библиотеке школы слепых новых книг для младших детей почти не было. Мне приходилось читать только то, что имелось в библиотеке. Читала я небольшие рассказики и сказки из «Азбуки» Л. Н. Толстого, «Родное слово» Ушинского и сказки Жуковского, Пушкина, сказки Андерсена, Оскара Уайльда «Счастливый принц», басни Крылова и много другое из рассказов для ребят.
Следует сказать, что в детстве я многое из прочитанного понимала буквально, а не в переносном смысле и думала, что в жизни всё бывает так, как рассказывается в сказках или в баснях. И мне очень хотелось, чтобы со мной тоже произошло что-нибудь занимательное, необыкновенное, как это происходит в сказках. Например, когда я читала сказку «Красная Шапочка», мне очень хотелось быть на месте этой девочки. Я воображала, как бы я себя вела с серым волком…
Сказки Жуковского, Пушкина и Андерсена тоже доставляли мне немало переживаний: я то радовалась, когда герои и героини оказывались победителями, то огорчалась в связи с их неудачами и даже плакала. Помню, что я очень плакала после прочтения книжки Андерсена «Девочка со спичками», мне жалко было замерзшую девочку. Мне очень хотелось поделиться с нею и теплой шубой, и всем прочим, что я имела.
На старуху рыбачку из сказки Пушкина я сердилась за ее жадность, а потом радовалась, что в конце сказки она опять сидит над разбитым корытом. «Так ей и надо! Жадная бабка», — думала я. После прочтения «Счастливого принца» мне было очень грустно и почти не хотелось ничего делать для себя. Пробовала читать «Руслана и Людмилу», но это было преждевременно, ибо я мало что поняла. В моем воображении оказались две Людмилы, несколько Русланов и несколько чародеев. Правда, я никому не сказала об этом, а снова прочитала «Руслана и Людмилу» в такое время, когда уже правильно могла понять это прекрасное произведение. Была я крайне удивлена тем, что Людмила была только одна, Руслан один, чародей тоже один. Куда же девались остальные Русланы, чародеи и другая Людмила? Неужели первый раз я читала другое произведение под тем же названием?
Свободное копирование
