Фото: Базар в послевоенное время был конечно не таким. И это не Алайский, но все равно Ташкентский
Годы 1946-1947 У Бруксонов.(Мамины рассказы)
В санатории, помимо основных обязанностей медицинской сестры, я должна была следить за купанием детей в бассейне. И был такой случай. Стою боком к бассейну, в белом халате, чепчике, с блокнотом и карандашом в руках и вдруг в какой-то миг падаю в бассейн как мешок. Чувствую, что не могу достать до дна, чтобы вынырнуть, начинаю захлёбываться, плавать я не умела, нырять тем более, и уже тону. Не помню, кто мне помог выбраться. Вид был довольно жалкий в мокром чепчике, халате, с которого ручьём стекала вода и чавкающие туфли.
Вечером состоялась линейка, на которой ребят, столкнувших меня в бассейн, исключили. Об этом я узнала позже, стало жалко ребят, они же не знали, что я не умею плавать. Но за ними ещё проделки были, поэтому главврач отправил их домой.
Еще одним поручением главврача были ежедневные перевязки, которые я делала больному после ранения подполковнику, жившему неподалеку. Это был высокий пожилой благородный мужчина, настоящий командир, он очень страдал от незаживающего свища в левом боку. Я вначале боялась, что повязка не будет держаться, краснела, неумело перевязывала его, очевидно причиняя ему боль. А он по-отечески на меня смотрел, подбадривал и, как мне казалось, любовался моей молодостью и жалел меня. Его образ напомнил мне герой Анатолия Папанова – Серпилин из фильма «Живые и мертвые».
История семьи Бруксона трагичная. От первой жены у него была дочь, старше его теперешней жены Лидии Львовны, которой было 33 года.
Лидия Львовна была из семьи репрессированных. Когда-то она жила в Харбине со своим первым мужем и двоюродной сестрой. Мужа расстреляли, сестра отбывала в это время ссылку в Сибири, а саму ее с дочкой выслали в Ташкент. Лидия Львовна рассказывала об этом мало.
Сезон заканчивался, и вдруг Абрам Александрович и Лидия Львовна приглашают меня у них жить. Я стала отказываться, очень стесняясь. Но они настояли.Весь четвертый курс я жила в этой интеллигентнейшей семье.
Никаких обязанностей у меня не было, кроме одной. Периодически нужно было делать инъекции Абраму Александровичу и уже не молочных уколов, как он называл, а морфия. Он очень страдал от болей в спине. Лидия Львовна сама кипятила шприц и всё остальное.
В доме у них был идеальный порядок, всё очень чисто, аккуратно, хозяйство вела Лидия Львовна. Она периодически проводила ревизию вещей: «Лидочка, а сегодня мы пойдём в сундук», - это был большой сундук с вещами сестры. Вещи вывешивались, проветривались, и она всегда мне что-то из них дарила.
А вообще у них было много вещей в оригинальных больших чемоданах-баулах, которые стояли на торце, как шкафы. На них стояли горшки с растениями, похожими на пальму. Это создавало уют и было совсем не похоже на обстановку в других домах.
Жила я вместе с дочерью Лидии Львовны Марочкой в комнате-прихожей - около печки за занавеской стояли две кровати, здесь же была кухня.
Лидия Львовна очень хорошо ко мне относилась. Как-то заказала мне у своей портнихи платье: из моего шерстяного платья и её отреза получилось новое, с очень красивой вставкой. Я потом ещё долго его носила.
С Марочкой мы ходили в театр, помню спектакль «Двенадцать месяцев» произвел на меня даже большее впечатление, чем на Марочку.