В эти дни Валентина умерила свое экзальтированное жидоедство. Один раз даже сочувственно говорила о ненавистном отчиме, которого увольняли с работы:
- Конечно, у него ужасный характер. Эгоист, воображает, что он пуп земли. Но он знающий, опытный врач. Всю войну был на фронте, ранен, награжден. Надо ж понимать, что евреи бывают разные... Теперь из органов увольняют всех, даже тех, У кого только мать еврейка. Понятно, в органах это нужно для бдительности. Но ведь врачей можно использовать.
Тревожное напряжение казалось почти осязаемым. Оно ощущалось даже не столько в произносимых словах - в коротких, все более сдержанных разговорах о газетных новостях, в зловещих слухах, - сколько в паузах, в случайных взглядах, настороженных, подозрительных или сострадательных.
Николай Владимирович А., старожил шарашки, немолодой инженер откуда-то с юга, иногда неприязненно спорил со мной. Он не скрывал, что считает Октябрьскую революцию величайшим бедствием в истории России, а марксизм-ленинизм - претенциозным лжеучением. В один из этих дней он хмуро сказал:
- Знаете ли, я всегда относился к еврейству с известной антипатией, вернее, с недоверием. Многие представители этой нации играли, скажем, весьма сомнительную роль в нашей новейшей истории. Но сейчас я убежден, что ни один порядочный русский человек не может позволить себе плохо относиться к евреям. Сейчас, когда такой открытый, хамский антисемитизм стал господствующим духом властей, постыдно с ними хоть как-то солидаризоваться. В эти дни я толковал с нашими немцами. Некоторые злорадно хихикают. Но двое - интеллигентные, порядочные люди - говорят: то же самое было у них при Гитлере, и они это считали национальным позором, хотя они - националисты... А как же тут, у вас, где правят коммунисты-интернационалисты? Я мог им только ответить, что я - русский националист и тоже считаю все происходящее сейчас нашим национальным позором и думаю, что советский интернационализм не слишком отличается от немецкого национал-социализма.
Сергей и Семен приставали: неужели я и это могу оправдывать высшими соображениями - исторической необходимостью, интересами социалистических государств?
Сергей, как всегда, напористый, пылкий, то сердито ругался, насмешничал, то истово уговаривал. Семен подчеркнуто спокойно, скептически-рассудительно донимал меня хитрыми вопросами, уличал в действительных и мнимых противоречиях.
Возражая, я пытался объяснить им и себе:
- У сионистов, конечно, есть и террористические организации. Пять лет тому назад они действовали в Палестине против англичан, против арабов, взрывали, убивали. Они убили представителя ООН, шведа Бернадота, убили иорданского короля и еще кого-то... Советский Союз сейчас начал помогать арабским странам; должно быть, поэтому сионистские террористы пытаются действовать и здесь. Вероятно, завербовали кого-то среди кремлевских врачей... Но не может быть, чтобы все, кого называли в сообщении, были заговорщиками. Не верю, что Михоэлс был шпионом. И вовсе дико, нелепо подозревать, обвинять целую национальность. Как заводятся подобные дела, кто-кто, а мы, старые арестанты, знаем. Один сукин сын - шпион или заговорщик-антисоветчик - раскалывается и, спасая свою шкуру, закладывает уже не только соучастников, но и всех знакомых, а еще больше незнакомых; даже нарочно, чтобы скрыть, обезопасить настоящих преступников, оговаривает возможно больше невинных... А в органах любят громкие дела, чтоб числом побольше, масштабом поразмашистее.