К тому времени я уже законспектировал дюжину книг и кучу статей по физиологии речи, провел множество экспериментов, пытаясь возможно точнее определить конкретные признаки одного голоса. Куприянов, Солженицын и я произносили одни и те же слова с разными интонациями, нарочито изменяя голос, либо подделываясь под чужеземное произношение, либо имитируя акцент (грузинский, еврейский, немецкий, украинский...). Потом я сравнивал звуковиды... Сергей Куприянов сделал приставку к АС-3, которая позволяла "укрупненно" выделять и анализировать отдельные звуки, отдельные полосы частоты...
Иногда казалось, что уже нашел. Вот именно такой рисунок гармоники в звуковиде такой-то гласной, именно такое чередование подъемов-опусканий более темных (то есть более энергичных) и более светлых участков присуще данному голосу. Потом оказывалось, что тот же звук этот голос произносил совсем по-другому либо, напротив, обнаруживались очень сходные черты в звуковиде другого голоса.
И тогда надежды, нетерпеливое ожидание, радость сменялись разочарованием, злой досадой, недоверием к себе.
Теперь все эти искания, исследования, предположения нужно было целеустремленно сосредоточить, подчинив одной задаче - найти шпиона.
Часть моих книг и записей, несколько огромных папок со звуковидами я в тот же день стал перетаскивать в новую лабораторию. То была небольшая комната, тесно заставленная старыми канцелярскими столами и шкафами с испорченными или вовсе "непочатыми" приборами.
Анатолий протянул мне листок - стандартный типографский текст, в который была вписана фамилия и слова об особо важном правительственном задании. В конце значилось: "В случае разглашения или саботажа подписавшийся подлежит строжайшей ответственности во внесудебном порядке" Подписывая, я спросил, как это понимать. В темно-серых зрачках мелькнула искорка улыбки. Но отвечал он с неизменным угрюмым спокойствием:
- А то значит: если трепанетесь, просто шлепнут без суда и следствия.