Водитель завел, наконец, машину, сел и мы поехали. Примерно через час были в Чимкенте.
Остановились на Таштракте, еще на старом, ближе к нынешнему автовокзалу. Водитель вышёл из машины и сказал, как бы извиняясь: «Кому в город, сходите, мне на «свинцовый». Он ехал в продснаб свинцового завода, то есть налево, а в город - направо.
Спрыгнув с машины, я подошла к кабине, поблагодарила еще раз женщину и спросила, как их найти, чтобы отдать деньги.
Она очень удивилась и сказала: «Этим проходимцам ещё и платить? Не выдумывайте».
Я, окрылённая, что уже в Чимкенте, пошла с попутчиками. Это были два узбека – старик и молодой парень. В старом городе они, дойдя до зелёного базара, свернули налево на улицу Амангельды. Я осталась одна, ничуть не испугавшись, хотя было уже около полуночи.
Быстрым шагом дошла до площади Ленина, затем свернула на Советскую улицу. Город спал, ни одного огонька, хотя это глубокий тыл, затемнение было обязательным.
Стояла оглушительная тишина. Только по булыжной мостовой гулко раздавались шаги моих ног в босоножках.
Взошла огромная круглая луна, ее свет сказочно освещал высокие тополя и одноэтажные домики нашего города, весьма отличавшиеся от большого шумного Ташкента.
Всю дорогу мне казалось, что кто-то витает надо мной и охраняет. Оказавшись на родных улицах, я почувствовала себя в полной безопасности.
Почти бегом достигла улицы Сталина и через некоторое время я уже стучала в нашу калитку. Открыла тётя Валя, спросонья, от удивления она попятилась назад и чуть не упала.
- Э, э,ты откуда, что случилось? – воскликнула она.
И не удивительно, я стояла в калитке вся с ног до головы в пыли, вокруг глаз «очки», разводы грязи от слёз, при лунном свете вид у меня был действительно ужасный.
В доме все проснулись, спрашивают:
- Валя, кто там?
- Да, Лида приехала.
Все всполошились. Бабушка, дедушка, мама, из своего дома пришла тётя Оля, собрались во дворе за обеденным столом и стали расспрашивать, что произошло, почему так поздно приехала, и почему в таком виде.
Я кратко рассказала, как шла из Ташкента пешком.
Удивлению родных не было предела. Все заохали. Дедушка сказал: «Хиба ж так можно?». «Тебя в дороге могли и обидеть», - сказала тётя Оля, строго покачав головой и поджав губы. «А как же Шуваловы, они же тебя потеряли, завтра же надо дать им телеграмму или позвонить с телеграфа» - добавила мама.
Одним словом, все отнеслись к моему «подвигу» предосудительно. Конечно же, никто не одобрял. Потрясение было сильным, такое впечатление, что, когда расходились спать, я для них все еще находилась в пути. Так им страшно было за меня.
Я считаю, что меня берёг Господь и Ангел-хранитель. Столько людей встретилось, и все помогали.
И ещё. Путешествие своё я начала в тех краях (станция Кызыл-Ту, поселок Сары-Агач, село Капламбек), где в 1927 году работал, болел и страдал мой папа, в этом тоже есть какая-то связь. Письма его из Сары-Агача мама сохранила для меня.
Больше разговоров о моём возвращении из Ташкента не было. Мама меня покормила, нагрела на печке под дубом воды, поставила около куста сирени оцинкованную ванну. Посадив меня в ванну, стала поливать из ковша, вода стекала грязными потоками, мои косички тоже были забиты пылью.Кожу лица, рук, ободранных ног, обгоревшую до багрового цвета, сильно пекло.
Кое-как, отмывшись, я отправилась спать. Я буквально завалилась в свою пушистую, пахнущую ароматом чистоты, накрахмаленную постель, и тут же уснула.
Моя мама и все наши очень любили чистоту. Ежегодно к Пасхе белили стены и потолок известкой во всех комнатах. Постельное бельё она стирала особым способом, сначала на стиральной доске вручную, а затем заливала кипятком с нашатырным спиртом. Оставляла на несколько часов, после чего в любую погоду, порой в мороз, на улице полоскала в 3-х водах, а в четвёртой - с синькой и крахмалом. От колодезной воды шёл пар, так как она была теплее наружного воздуха, бельё тут же вывешивалось на мороз, и получалось оно кипенно-белым.
Свободное копирование
