Хлебоуборка

Следующая осень: разнарядка пришла: куда, сколько студентов направить на уборку хлебов, картофеля и опять, же сена.
Пришлось поработать в разных колхозах. Где то работа хорошо налажена, а где то колхоз, одно название.
Один год послали на уборку картофеля. Разместили нас в овечьих кошарах. Овцы летом на выпасе в степях. Спали на соломе. Осень выдалась дождливая, холодная. Ни согреться, ни обсушиться. Колхоз в 20 километрах от дома. Нас с рудника 6 человек и мы решили сбежать. На следующий день за нами приехали. Но мы обо всём рассказали родителям. Жилищные условия нам улучшили: разместили в колхозном клубе. По возвращению в училище мы все получили по комсомольской линии выговор. Мне, как зачинщику, с «занесением в личное дело». Так я прослыла главным бунтовщиком.
Следующая осень была самая тяжёлая: уборка хлебов. Говорят:
-Дорого стоит хлеб!
Я бы сказала, что по сравнению с той ценой на хлеб, каким трудом хлеб достаётся, он должен стоить значительно дороже. Не знаю, как его вырастить, но знаю теперь, как его убрать.
Теперь уж никто не скажет, какой был комбайн «Сталинец». Немного обрисую.
Он «знаменит» тем, что зерно надо принимать в мешки из бункера на маленькой площадочке, что с боку комбайна у бункера. Зерно поступает сверху в бункер. Пыль!!! Забивает нос и рот. Завязываешь голову. На лице повязка к вечеру чёрная. Две девушки стоят на этой площадке и только успевают подставлять мешки, наполнять зерном, завязывать их и укладывать тут же. Где то мешков по десять помещалось на площадке.
Затем подъезжает бортовая машина. Комбайн останавливается. Начинаем мешки кидать на машину. Это теперь мы видим в кино, как ходят по полю новейшие комбайны, а зерно рекой льётся прямо в автомашины. И нет девушек на площадках, да и тех площадок нет.
-Бедный ты мой позвоночник, как ты возмущался!
-А что делать? Мужиков то нет. Я не знаю, как эти колхозы выживали, но постоянно снимали людей с предприятий в посевную и на уборку урожаев. Студенты были самой дешёвой рабсилой. …
Выдержали мы с Валей Щербиной два дня и взбунтовались. Председатель учёл и стал на эту работу ставить только на один день. Работали мы в колхозе, что считался в области самым передовым хозяйством: «миллионер». Председатель Можиев имел много правительственных наград. Надо сказать, что в этом колхозе нас устроили в клубе. Кормили хорошо. Мясо – баранина. Молоко, сметана, домашний хлеб. Но и спрос жёсткий, как с колхозников или взрослых рабочих. По окончании уборки снабдил нас бараниной, флягу молока, хлеба и сметаны.
Сменили нас с комбайна, да попала я опять «из огня в полымя». Опять сено, зароды. Поставили меня опять на зарод, да рукавиц не дали. К вечеру я набила водяную мозоль во всю ладонь. Сам председатель повёз меня в соседнюю деревню в медпункт на своей «Волге». Мозоль мне разрезали. Председатель отпустил меня домой на три дня. Уехала я домой. Через три дня, конечно, рука не зажила. Молодая кожа на руке мёрзнет и кожа лопается. Поставили меня на кухню картошку чистить. С горем пополам, со слезами чистила, обернув руку тряпкой.
Вот такая работёнка на сенокосе.
-А ты всё это мне сейчас припоминаешь?
-Да, за всё надо платить.
-Что поделаешь, рано я, видно, родилась, что мне всё это пришлось в юности пройти.
Вот в 2010 году проехала я по этим самым Даурским степях. Сено там, как косили, так и косят. Только всё механизировано. Машины косят и гребут сразу в валки. Валки тугие, как спрессованные. Везут эти валки на огромных машинах. И не нужны девичьи руки. Конечно, Даурские степи в 2010 год колхозов то уж мало где осталось. Больше частные заготовки, по найму. Или артели, бригадный подряд.