Только тот достоин жизни,
Кто на смерть всегда готов.
Я встретил это неизвестное мне двустишие в газете. Подписано: "Солдатская песня". Ну, конечно. Вероятно, слову "жизни" рифмует "отчизне". Надо воспитать войско в готовности отдавать жизнь за родину.
Сознаюсь, что я не готов к смерти. То есть, готов, потому что вижу перед собою естественный предел, и жду, но... Как это ни странно, юность гораздо ближе к смерти, нежели старость. Юность относится к смерти интимнее, свободнее, легче. Молодому кажется: "Не может быть, чтобы то, что я вижу, было все... Есть еще нечто, кроме жизни". Но старик свыкается с землею, держится за нее поневоле... Жалкое чувство!
Гениальнее всех определил смерть Достоевский: "встреча с Богом"... Испробуйте!..
Один генерал, заговорив со мною о смерти, сказал: "Неприятно менять известное на неизвестное..." И ведь правда!
Великий Пушкин писал:
Но не хочу, о други, умирать,
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать.
Один только Лермонтов искренне презирал жизнь, как бы щеголяя своим превосходством над нею, и швырнул ее от себя прочь, "comme un morceau de boue" {"как комок грязи" (фр.).} из-за пустяшной ссоры.
В настоящую минуту "фанатики" революции умирают удивительно. Молодые, цветущие, они идут на убийство и смерть, как на пир. Нарядные, неколебимые. Пусть их называют "фанатиками". Но ведь эта международная кличка придумана людьми только для того, чтобы отделаться от явления неприятного. А все же несомненно, что "фанатики" увлекаются всею душою чем-то для них более ценным, нежели жизнь. Невольно, оставаясь живым, чувствуешь себя мелким перед ними. Конечно, у них была в сердце какая-то великая радость, нам недоступная. Множество из них погибло без имени, полудетьми...
Как во всем, я и здесь чувствую веление жизни. Жизнь внушает им бред счастья в самой гибели. Пускай для них это будет обман. Зато для жизни это необходимость. Иначе ей нельзя обновляться...