Это было летом, когда умер присяжный поверенный Миронов. О нем, помнится, говорил Урусов: "В этом человеке трепыхается такое же доброе сердце, как у среднего русского присяжного заседателя". Я любил Миронова за простую звучную речь, за теплую душу, за его здравый ум и мягкие взгляды на людей. Он всю жизнь хлопотал, защищал по всяким делам, был популярен. Полный, почти тучный, бородатый, громогласный, Миронов казался здоровым, но в действительности всегда страдал сердцем. И умирал тяжело... В светлый летний вечер я поднялся в его квартиру на панихиду. Простоял в передней, не заглядывая в зал...
Возвратившись к себе, я прочитал в газете, что эскадра Рожественского прошла мимо Канарских островов. Где это Канарские острова? Я всегда был плох в географии. Мне почему-то вздумалось: а, пожалуй, Миронов это знал... Если бы он был жив, я бы просто спросил его об этом. Теперь спросить нельзя!.. Совсем нельзя. Ведь вот задача! Мне вдруг мучительно захотелось убедиться, знал он или не знал о Канарских островах и скоро ли бы ответил. Я готов был, кажется, растолкать, пробудить, оживить его.
Но, в сущности, стоило ли просыпаться от вечного сна для того только, чтобы пробормотать: "А?.. Что?.. Канарские острова?.." Ответить и вновь умереть.
Свободное копирование
