Садясь на поезд, я узнал, что накануне вечером локомотив задавил машиниста, оставившего молодую вдову с детьми. На платформе я услыхал вопли маленькой кучки людей у вагона третьего класса. Они провожали вдову, которая отъезжала на промежуточную станцию, где ее ожидало мертвое тело...
Гибель от обвалов, гибель от машины! Никто не ведает своей участи -- "и от судеб защиты нет".
Спустя четыре месяца, летом, я снова сделал поездку в Тифлис по тому же делу. Помню, в лунную ночь поезд приближался к Владикавказу. В вагоне, где горели только две стеариновые свечи, было темно. Из окна вдруг завиднелась вся цепь столь знакомых мне гор. Казалось, эта цепь стала отчетливой великой ступенью от земли к небу... Месяц светил над нею на таком расстоянии, будто и от гор до него рукой подать! Лунный свет озарял так явственно различные изломы хребта, что я как бы узнавал отдельные вершины, -- угадывал, где кроется Казбек, припоминал всю линию предстоявшего мне пути среди этих громад. Темные зубцы с белыми извилистыми пятнами тумана -- общая группа этих скученных гигантов -- все это виднелось вдали, над плоской равниной, за определенною чертою, как нечто чуждое земле и отрешенное от нее своею недосягаемою величавостью. Прибавьте дивную тишину воздуха в степи, за окном вагона, в лунном сиянии.
Как жутко делалось на душе! Вся моя жизнь представилась мне такою мелкою, непонятною, жалкою... Вагон гудел, а серебряные великаны поднимались к небу, и месяц их оглядывал так любовно... Казалось, Творец все-таки где-то здесь -- Он ближе к ним -- к этим вершинам и луне -- нежели к моему сердцу... И неизъяснимое мучение поднималось во мне. Надежда и тоска... Слезы подступали к горлу. И, прислонившись к открытому окну вагона, слушая грохот поезда в обширной и тихой степи, я невольно, с благоговением и скорбью, напевал молитвенно-ритмические строки романса:
По не-бу полу-ночи Ангел ле-тел...
Он ду-шу младу-ю в объ-ятиях нес
Для мира пе-чали и слез...
Язык немел от полноты чувства, голос пресекался... Я уже не произносил слов и не тянул мелодии, а только по звуковой памяти вздыхал на высоких нотах... Загляделся на горы, на небо, на луну -- и замолк. Потом вынул спичку и закурил папиросу. Потом обратился в обыкновенного пассажира, подъезжающего к Владикавказу.
